И. К. Бирюков
МОЛОКАНЕ В АМЕРИКЕ
1969
Глава 8
ПОМОЩЬ БРАТЬЯМ В ИРАНЕ
И хотя существовали некоторые различия в способах решения и даже в самом отношении к внутренним проблемам в общине или к миру в целом, но было в этих разногласиях и нечто здравое, свидетельствующее о напряжённой жизни братства, бдительно следившем за выполнением основных законов молоканского учения. Так и апостол Павел в послании к Коринфянам говорит, что он видит все споры, но разногласия помогают избежать ереси.
Суть заключается в том, что, несмотря на напряжение, которое испытывала молоканская система взглядов, приспосабливавшаяся к жизни в Америке, она оставалась в целом не задетой американским влиянием, проявлялась слаженно во всех наиболее важных делах общины, что особенно было заметно в периоды двух войн и экономической депрессии.
Всё это подтвердилось в очередной раз в феврале 1946 года, когда молокане Лос-Анджелеса получили известие от большой группы иранских (персидских) молокан, просившей о содействии иммиграции в США. Ранее уже было известно о существовании молокан в Иране, однако ничего конкретного ни об их жизненных условиях там, ни об их численности никто не знал. Знали только, что в начале тридцатых годов, когда коммунистическое правительство СССР прикладывало все усилия для того, чтобы сформировать колхозы и принуждало к этому крестьян, многие молокане искали спасения за границей. Отказываясь объединяться в колхозы и опасаясь от преследований со стороны государства, они бежали в Иран и Турцию.
В 1938 году из Сирии до общины дошла слёзная мольба от беженцев, которые оказались там без средств к существованию после бесплодных кочеваний между Турцией и Сирией, чьи правительства оставались равнодушными к их просьбам о защите. Тогда общиной было послано какое-то количество собранных денег, но с началом второй мировой войны связь с беженцами оборвалась вплоть до 1945 года. В 1945 году молодая семья русских баптистов приехала из Ирана в Лос-Анджелес. Там они нашли молоканскую семью, чьи родственники жили в Иране — по координатам, которые те им сообщили.
Они поведали о многих молоканах, переселившихся в Иран, в том числе о тех, кто какое-то время пробыл в Сирии, а затем перебрался в Иран. Их слова звучали убедительно, поскольку они помнили молоканские имена, узнаваемые лос-анджелесскими родственниками.
Ничего предпринимать, однако, сразу не решились, так как не было очевидно, что иранские молокане хотят переехать в Америку. Допускалось скорей обратное, что они не хотят переезжать, ведь, как уже говорилось, в сердцах многих оставалась жива надежда, что спасительное убежище должно быть обретено не в Америке, а в Иране или Турции.
Каково было всеобщее удивление, когда новые известия достигли Лос-Анджелеса в феврале 1946 года. Оказалось, что уже более десяти лет в Иране живет наш род и эта группа иранских молокан довольно многочисленна, а теперь они предпринимают мучительные попытки эмигрировать в Соединенные Штаты — почти безнадежно.
Это известие пришло в письме, автор которого убеждал, что пишет от имени всех иранских молокан. Он утверждал также, что в деревнях Северного Ирана, на южном побережье Каспийского моря, живет много молоканских семей — они все хотели выехать из Ирана. Письмо было очень живым и растрогало слушавшие сердца, побудив общину не медлить. Было собрано 4100 долларов сразу, и братство начало обсуждение наилучших средств помощи. 20 марта 1946 года старцы пригласили на совет молодого русского баптиста, приехавшего год назад, чтобы узнать его мнение о полученном письме, о мере ответственности его автора и о том, как же лучше всего помочь. И, по совету молодого баптиста, ответ был послан авиапочтой, к нему прилагалась небольшая денежная сумма с просьбой распределить её для самых нуждавшихся семей — по возможности, раздать вдовам и сиротам. В то же время в письме спрашивалось о том, что конкретно сейчас для них является наиболее необходимым и какую помощь им лучше всего прислать — продовольствие, одежду или деньги.
30 мая пришел ответ, в котором содержалась умоляющая просьба о помощи, но не продовольствием или одеждой, а содействием в эмиграции в Америку, поскольку невыносимо трудно становилось жить в Иране, и тому было несколько причин:
1. Найти работу было крайне сложно, а если и возможно, то предпочтение из-за местного фанатизма неизменно отдавалось мусульманам.
2. Экономика страны разрушалась продажностью: всё решалось посредством взяток, без которых любая просьба, какого бы она ни была рода, оставалась без внимания.
3. Сельская жизнь и фермерское хозяйство были не менее проблематичны. Наиболее плодородные земли принадлежали богачам-землевладельцам, предпочитавшим мусульман. Земля, отведённая молоканам, была бесплодна, располагалась в кишащих комарами малярийных районах вдоль южного побережья Каспийского моря. Уже в самые первые годы переселения в Иран многие молокане не смогли здесь выжить.
Главной же причиной для беспокойства был страх перед повторной оккупацией Ирана Советским Союзом, в случае которой молокан принудят вернуться, чтобы ответить за уход от советского правосудия.
Совершенно неожиданная картина предстала в этом письме американским молоканам. Было бы сравнительно несложно собрать достаточную денежную сумму для закупки и отправки одежды и продовольствия — как сделали в 1921 году, когда Россию постиг голод. Но массовый переезд в США около полутысячи человек всех возрастов было крайне трудно начать в силу того, что миллионы беженцев из освобожденной части Европы просили о том же самом.
Въезд эмигрантов в Соединенные Штаты регулировался ежегодной квотой, введённой для каждой европейской нации отдельно. Этот закон отдавал предпочтение иммигрантам из Западной Европы и не благоволил Восточной. Поскольку большинство переселенцев ехало из Восточной Европы, был принят особый закон, ограничивавший въезд до 250 000 человек в год. Однако этот закон не касался молокан Ирана, и они были ограничены квотой более раннего закона. Допустимая квота для переселенцев российского происхождения, установленная для них, была очень низкой относительно многочисленности российского населения. О размерах этой квоты можно судить по тому, что молоканам Ирана определённо пришлось бы ждать, как официально сообщили, по меньшей мере, пять лет, пока подойдёт их очередь на въезд в США. Некоторые из них были уроженцами Карсской области, что служило ещё более усложняющим обстоятельством. По окончании первой мировой войны эта территория перешла Турции, следовательно родившиеся здесь молокане попадали под турецкую квоту, а она была чуть ли не нулевой.
В Америке того времени действовала Служба помощи переселенцам послевоенной Европы, организованная совместными усилиями церковных сил Соединённых Штатов, но не было организаций, защищавших интересы беженцев Азии. Не было еще и «Фонда Толстого», созданного дочерью знаменитого писателя Льва Николаевича Толстого в защиту беженцев русского происхождения, в том числе и живущих в Азии. Поэтому необходимо было искать какие-то другие способы переезда иранских молокан в Америку.
Надо сказать, что тем не менее молоканам Ирана хватило терпения. В конце концов Американское консульство в Тегеране, защищаясь от вопросов, предложило следующий выход. Единственное, что можно было сделать, это найти частных спонсоров в Соединённых Штатах и получить у них приглашение на въезд по особой категории. Сюда входил переезд в качестве механиков или специалистов в редких областях промышленности, а также фермеров, выращивающих дефицитные культуры. К счастью, американские молокане в то время могли принять переезжающих, поскольку занимались выращиванием хлопка и пшеницы, бывших дефицитным товаром, и среди них были владельцы заводов, на которые требовались специалисты во всех технических областях.
И в скором времени родные и друзья, находившиеся в Америке, занялись подготовкой необходимых документов и их пересылкой в Иран, где они должны были пройти проверку в консульстве Тегерана, после чего там же, в Тегеране, началось, наконец, получение виз в страну обетованную, хотя и не обошлось без привычных бюрократических задержек.
Медленно, но верно отправились вскоре молоканские семьи в Лос-Анджелес и Сан-Франциско. Часть из них добиралась воздушным путём, другие, надеясь сэкономить на переезде, летели в Италию, далее пересаживались на самый дешевый пароходный рейс в Нью-Йорк и после, на автобусе, попадали на Тихоокеанское побережье.
Но всё же самая первая, приехавшая в Лос-Анджелес семья, добиралась окружным путём: через Иран они выехали в пакистанский город Карачи, там сели на борт идущего вдоль побережья парохода, отплывавшего в Бомбей, где пересели на грузовое судно, на котором и прибыли в Лос-Анджелес. Дорога заняла приблизительно три месяца. Из портов Индии до Америки они часто звонили и давали о себе знать. Это семья была единственной, кому пришлось проделать такой сложный маршрут.
Понятно, что приезд самых первых семей стал событием, вызвавшим сильнейший эмоциональный отклик. Нежданно-негаданно происходила встреча с родственниками, которых ещё год назад не чаяли больше увидеть. С ними сидели за традиционным молоканским столом, за тысячи километров от негостеприимной Азии, ставшей суровым домом на целых 15 лет, и все было, как в чудесном сне — словно созданная рукой талантливого режиссера сцена.
И было не важно, кто прибыл раньше, кто позже — так похоже звучали рассказы о жизни в устах тех, кто приехал. В ночь своего приезда они засиживались допоздна, вспоминая ужасы войн, революций, голода, которые им пришлось пережить, все преследования, ссылки и казни самых близких и дорогих и, наконец, переход через высокую горную гряду вместе с малыми детьми навстречу неизвестной судьбе, ожидавшей их в Иране. И слушавшие могли лишь сквозь слёзы благодарить Бога за то, что он уберёг их от подобной судьбы.
По мере новых и новых рассказов, полных ужасов, у американских братьев сложилось впечатление, что эти люди выказали невероятную стойкость в превратностях судьбы. Им казалось, что они или неимоверно отважны, или отчаялись до безрассудства, иначе как было решиться на переход через горы, вдоль которых проходит патрулируемая солдатами обеих стран граница СССР и Ирана, охраняемая со всей тщательностью.
Покидая дома, избегали ареста многие, кто был на волосок от него и кого предупредили другие люди, так или иначе посвящённые в планы арестов НКВД и ссылок в советские концлагеря. Но в спешке успевали только надеть на себя всё, что было можно, и взять, сколько могли, чёрствого хлеба. Переходы совершали ночью, днем прячась в горах, чтобы поспать и отдохнуть.
Все, в ком еще оставались силы, чтобы попытаться спастись бегством, смогли избежать обнаружения и поимки. Хотя все в конце концов были задержаны иранскими пограничниками, но их не передали советским властям — напротив, доложили своему начальству, которое в свою очередь переправило задержанных местным органам. В итоге большинство беженцев попали в Машад и находились там в крайней нужде, хотя их иногда и кормили самые сердобольные из жителей.
Иранские власти Машада раздумывали над тем, надо ли выдать задержанных Советскому Союзу, чтобы избежать трений с могущественным соседом, или будет лучше перевезти их небольшими группами в глубинные районы страны, где и поселить среди фанатично настроенного, порой не очень гостеприимного населения.
Однако, к счастью, чудесное избавление пришло в лице одной молоканской семьи. Несколько лет назад, в более спокойные времена, они переехали в Иран и к этому времени уже достаточно хорошо обжились в Машаде, выучили иранский язык, познакомились с местными обычаями и имели представление о властях.
Эта молоканская семья — Тихоновы — смогла сразу войти в положение собратьев, оказавшееся очень затруднительным. Не теряя времени, они обратились к местному правительству и просили не перевозить беженцев вглубь страны, а разрешить им поселиться группой в каком-нибудь ближнем сельскохозяйственном районе.
Иранцы, как большинство людей мусульманской веры, относились к христианам неприязненно, называя их неверными, в особенности по двум причинам. В христианстве нет запрета на употребление свинины, в то время как для мусульманина эта еда нечистая. Кроме того, не принималось почитание икон святых и церковного креста, присущее для православных.
Тихоновы очень хорошо знали предвзятое отношение мусульман, поэтому они постарались убедить чиновников в том, что беженцы-молокане отличаются по своей вере от большинства христиан, что они сходны во взглядах с мусульманами, когда отказываются от употребления в пищу свинины или от почитания изображений или креста. Очевидно, именно эти доводы склонили власти на их сторону, и беженцам было разрешено остаться в окрестностях Машада единой группой. Здесь они смогли найти работу на строительстве рафинадного завода, которым занимался один европейский подрядчик.
Спустя некоторое время шах Ирана выдал им разрешение на поселение в собственных деревнях на южном берегу Каспия в провинции Мазендеран. Большинство молокан и жили здесь до переезда в Америку. Но некоторые перебрались в столичный город Тегеран, нанявшись подёнными рабочими или водителями грузовиков.
Однако их бедам ещё не пришёл конец. Когда началась российско-германская война, советская армия, чтобы защитить южный фланг, заняла северную часть Ирана, в которой проживали молокане, снова поселив в их сердцах страх перед ночными визитами и их ужасными последствиями. В этом страхе им пришлось прожить три года до возвращения армии в Советский Союз по окончании войны.
Когда же войска отошли, всё равно не было никакой гарантии, что они не вернутся и не оккупируют Иран. Никогда беженцы не чувствовали себя свободными от таких мыслей и совместными усилиями искали путь к спасению в постах и молитвах.
У них была возможность эмигрировать в Южную Америку или Австралию. И в действительности, многие немолоканские беженцы Ирана воспользовались этой возможностью и уехали. Но Всевышний в лице пророков указал молоканам, что надо ждать помощи от братьев в Америке, и они обратили свои взоры и помыслы к Соединённым Штатам, сосредоточив на этом свои усилия. Для них все сложилось настолько удачно, что спустя пять лет после первого контакта с Лос-Анджелесом, в Америку переехали все иранские молокане, не считая тех, кто потерял право называться молоканом. Переехав, они вознесли молитвы Господу за своё избавление и сердечно благодарили своих родственников и духовных собратьев за помощь.
И они не могли не благодарить, потому что и лос-анджелесское братство, и несколько фермерских общин Аризоны и долины Сан Хоакин, и постоянные молокане из Сан-Франциско — все как никогда были единодушны и благородно откликнулись на их просьбу. Более чем очевидно, что ни одна молоканская семья в Америке не воздержалась от участия в организации этой эмиграции. Они могли либо оказать финансовую поддержку переезжавшей семье (что означало взять на себя обязанность поддерживать материально эту семью в течение пяти лет), либо оплатить транспорт, либо обеспечить переезжающим рабочие места.
Когда прибывала каждая новая семья, община встречала её молоканским обрядом со священным поцелуем, молитвами и значительным денежным пожертвованием, на которое семья могла начать свою новую жизнь в Америке. Это пожертвование собирали добровольно все члены общины без единого исключения, каждый по мере своих сил. Кроме того, переехавшим дарили мебель, кухонные принадлежности и одежду, особенно детскую.
Почти сразу новоприбывшие становились членами молоканских общин Америки. Большинство были из прыгунов, они селились в Лос-Андежелесе. Но было много и постоянных молокане — они выбирали Сан-Франциско, где жили их единомышленники — и надо сказать, они вдохнули новую жизнь в церковь, которая до их приезда уже сильно страдала малокровием.
К счастью для всех, переезд в Соединённые Штаты совпал с периодом расцвета в экономике страны. Работа была в изобилии для тех, кто хотел работать, а заработные платы были высокие. Справедливо сказать, что приехавшие сразу зарекомендовали себя как хорошие труженики, предприимчивые и бережливые люди. За несколько лет они оплатили все свои долги, возникшие во время эмиграции, и достигли материальной независимости, став владельцами или недвижимости, или доходной собственности. Во многих случаях они открывали своё дело.
В духовной жизни они сразу стали частью общины, во всём подчиняясь учению молоканской веры.
Однако десять лет спустя небольшая группа отошла от учения братства, попытавшись отмечать праздники, которые духовные христианские прыгуны столетие как не отмечают, поскольку о них ничего не сказано в Писании. Сюда относятся Рождество, Благовещение, Вознесение и некоторые другие. В марте 1959 года лидер этой малочисленной группы, не обратив внимания на просьбы старцев Лос-Анджелеса отказаться от нововведений, решил отделиться. Группу составили около двух десятков молодых пар его последователей. Несколько лет спустя этот человек переехал в Австралию, где проживает сейчас, в сущности, перестав быть молоканом.
Пред. (Глава 7) <<< Предисловие, Введение и Оглавление >>> След. (Глава 9)
