И. К. Бирюков
МОЛОКАНЕ В АМЕРИКЕ
1969
Глава 7
ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА
Неожиданная война в Европе, начавшаяся 1 сентября 1939 года, на первых порах не взволновала молокан, поскольку им казалось, что страна, в которой они теперь живут, будет оставаться в стороне от военного конфликта. Правительство Соединённых Штатов объявило о своём нейтралитете сразу, как только в Европе развернулись военные действия. У американцев появилось довольно много политических лидеров и групп, которые во всеуслышание заявляли, что Америка ни при каких обстоятельствах не должна быть вовлечена в эту войну. Президент лично от своего имени заверил американских матерей, что их сыновья не будут посланы на чужую бойню.
Кроме того, после захвата Германией Польши в сентябре 1939 года последовал период Странной Войны — зима 1939-1940 года, в течение которой весь мир ненадолго успокоился и уже почти поверил, что дальнейшего кровопролития не произойдёт. В связи с этим американская общественность, в том числе и молокане, пребывала в довольно беспечном состоянии.
Но в мае 1940 года война резко сменила спокойный ход: Германия ворвалась и разгромила Францию, Бельгию, Голландию и Данию, вытеснила из Франции английские войска, пришедшие ей на помощь, и начала готовить нападение на Англию.
Именно тогда правительство Соединённых Штатов начало усиленную подготовку к ставшим вероятными военным действиям против Гитлера. Одной из таких подготовительных мер было принятие Конгрессом в сентябре 1940 года Всеобщего Закона об ограниченной воинской повинности, касавшийся мужчин в возрасте от 18 до 45 лет.
В то время как Конгресс принимал в обсуждениях этот Закон, молокане созывали еженедельные собрания, на которых выбранные представители пытались решить военный вопрос. Эти собрания дали ясно понять, что вопросу отказа от несения военной службы не уделяли внимания на протяжении 20 лет, т. е. с момента окончания Первой мировой войны. В то время для молодежи не заостряли внимания на этом вопросе — вероятнее всего, допуская мысль о том, что прошедшая война была последней. Предполагалось также, что, в случае новой войны, наших ребят повторно освободят от призыва уже автоматически, поскольку Конституция США запрещает привлекать к войне отказывающихся участвовать в ней по религиозным убеждениям. Раз в 1917 году правительство Соединённых Штатов признало молокан историческими противниками войны, следовательно, и в дальнейшем их освободят от военных обязанностей в том же порядке.
Во время этих встреч все ожидали, что руководство в свои руки возьмет Иван Г. Самарин, наиболее уважаемый из старцев, единственный из оставшихся в живых ветеранов предыдущих переговоров с Правительством. Он напомнил своим духовным братьям, что в 1917 году — наряду с прошением президенту Уилсону об освобождении от законного призыва — была также составлена Декларация, которая извещала всех, для кого была важна эта информация, о том, что молокане Америки являются противниками военной службы по религиозным убеждениям. Декларация, по словам Самарина, была опубликована в соответствующих печатных изданиях и зарегистрирована Окружным секретарем в Бюро архивов, но из-за ограниченности во времени — на момент сбора подписей — только 259 глав семей смогли подписаться под документом. Поэтому Самарин был убеждён в необходимости такого же документа, в котором будут проставлены уже все подписи от глав каждой молоканской семьи. С этой целью он призвал всех к регистрации в Учетной Книге членства, что предоставило бы властям необходимое доказательство подлинности причин для освобождения от призыва на каждого молокана призывного возраста на тех же основаниях, которые имелись у старшего поколения в 1917 году. Поскольку пока не все постановления предлагавшегося нового Закона были известны, то никто в полной мере не мог предугадать действительные требования, выдвигавшиеся к отказывающимся воевать, и всё же несколько общин поступили согласно советам Самарина.
Одновременно с молоканскими (касательно принимаемого Закона) собрания проводились также местным обществом Друзей (квакерами). Они сходным образом вели свои собрания периодически в специальных молитвенных домах Уиттера и Пасадены, Калифорния, где выступали приезжавшие с востока Друзья, бывшие на короткой ноге с конгрессменами, ответственными за создание Закона.
Предложение посетить собрания Друзей в Уиттере было принято с радостью несколькими молодыми, знающими английский язык молоканами. И для тех, кто принял участие в этих собраниях, стало ясно, что, в соответствии с постановлениями принимавшегося Закона, регистрация в церковных Книгах членства не является достоверным доказательством их статуса сознательного противника войны. Поэтому к советам Самарина они преимущественно остались равнодушны.
Но когда Закон об ограниченной воинской повинности и военной подготовке вступил в действие, его в полном объёме опубликовали в местных газетах и постановления этого Закона стали доступны для всех, желающих узнать о нём подробно. Без сомнения, все так и сделали, не исключая и молокан, после чего всеми общинами единодушно было решено ещё серьёзнее подойти к этому вопросу.
В дальнейшем остановились на том, чтобы поступить в точности, как и отцовское поколение в 1917 году, то есть составить на имя президента Рузвельта прошение о таком же освобождении молокан от обязательной военной службы, какое в 1917 году было предоставлено президенту Уилсону.
Для осуществления этой задачи братство вновь обратилось к Ивану Г. Самарину, попросив его составить такое же прошение, какие он составлял уже много раз. Не колеблясь, не взирая на свой почтенный возраст (ему было 83 года), он не отказался и составил две петиции. В одну из них была включена отстаиваемая им и ранее точка зрения, а именно, что Правительству следует напомнить, что молокан теперь намного больше, чем 259 семей, которые поставили свои подписи в 1917 году. Другая петиция, адресованная президенту Рузвельту, выражала просьбу об освобождении от военной обязанности всех молодых молокан.
Подготовив прошения, поступили привычным образом — выбрали трёх делегатов, которым надлежало лично представить молокан перед властями в Вашингтоне, повторив действия братства 1917 года.
Оказалось, однако, что наиболее подходящие кандидатуры принадлежали мужчинам среднего возраста, которые не достаточно свободно владели английским. Поэтому решили, что мудрее будет выбрать делегатов следующим образом: предложить на рассмотрение имена четырёх человек старшего поколения, из которых отберут двоих для этой делегации, и двух человек от молодежи, хорошо говоривших по-английски, из которых одного изберут переводчиком делегации.
Но сказать легче, чем сделать, потому что решение должно было оказаться подходящим для всех групп без исключения, так как все они принимали участие в обсуждении. Но хотя все и участвовали, не все ждали результатов избрания. Часть молокан полагала, что произойдёт отход от традиции, некоторые боялись, что результат голосования уже предрешён в пользу Большой Церкви, поскольку она была самой многочисленной. Поэтому не все присутствующие захотели проголосовать.
В результате голосования делегатами стали Давыд П. Милосердов и некто Шанин, переводчиком — Василий Дж. Павлов. Однако поскольку Павлов был на тот момент в отъезде в Вашингтоне, то получивший на один голос меньше Иван К. Бирюков занял упомянутое место переводчика в делегации автоматически.
Перед делегацией стояла задача переговорить с местными властями, ответственными за призыв, прежде, чем они отправятся в Вашингтон, что было обусловлено надеждой на то, что ожидаемого результата можно добиться у них. Надеялись, что если предоставить чиновникам письмо от генерала Краудера, адресованное в 1917 году Шубину, Самарину и Пивоварову, то освобождение от военного призыва можно будет получить у местных властей. Но те, в лице лейтенанта Блэка, отказали, сославшись на отсутствие соответствующих полномочий. Молоканам предложили обратиться в Национальный штаб, и в ночь на Судный день, 9 октября 1940 года, делегация направилась в Вашингтон, вернувшись 19 числа с докладом, подписанным всеми своими участниками.
В один из последних вечеров Праздника Кущей люди столпились в Большой Церкви, чтобы выслушать Отчёт. Этот Отчёт, прилагающийся ниже, пояснял результат поездки лучше, чем что-либо другое из написанного в современности, поэтому добавить к нему что-либо ещё будет излишне.
ОТЧЁТ
Дорогие братья и сёстры!
Мы, будучи избраны вами для такой жизненно важной задачи и благодаря вашим молитвам, завершили нашу поездку. Сейчас мы имеем честь представить на ваше рассмотрение результат такого доверия к нам.
Прежде, чем отправиться в дорогу, мы уяснили для себя волнующий всех нас вопрос. Мы решили, что нашей первоочередной задачей будет предоставить прошения трём правительственным инстанциям, а кроме того, провести переговоры с главой Призывной службы и получить разъяснения тех вопросов, ответов на которые лейтенант Блэк, официальный представитель Призывной службы Лос-Анджелеса, дать не смог. Сперва мы обратились через почту до востребования и получили от друга нашего брата Шанина три рекомендательных письма для трёх конгрессменов и одно — для мистера Флинна, председателя Демократической партии Америки. Одно из писем мы отдали конгрессмену Форду, который в свою очередь написал нам рекомендательное письмо для главы Призывной службы подполковника Херши. Затем мы направились в офис конгрессмена Креймера, которого на то время не оказалось на месте. Имея на руках хорошее рекомендательное письмо от конгрессмена Форда в тот офис, который был наиболее всего важен для наших целей, мы решили немедля отправиться именно туда.
В день прибытия в Вашингтон, после обеда, мы отправились в офис подполковника Херши, принявшего нас любезно и вежливо. Отдав ему наше прошение, мы стали спрашивать его объяснений той части Закона, которую Лос-Анджелесские власти не смогли нам пояснить, а именно: что делать тем, кто обращается сейчас к нему и чья вера запрещает им убивать и воевать? Его объяснение было следующим: согласно указу Президента, действия участковых призывных Комиссий должны быть таковы, что в каждом случае, когда возникает недоразумение или сомнение по поводу призыва или освобождения от него, то ситуация должна решаться в пользу зарегистрированного лица.
Далее он объяснил, что участковой призывной Комиссией должна проверяться анкета каждого зарегистрированного лица в случае призыва его на службу, в первую очередь — на наличие любых возможных причин, освобождающих от службы, и только потом может обсуждаться вопрос о сознательном отказе. К примеру, зарегистрированное лицо состоит в браке, либо имеет на попечении детей, мать, отца и т. д., либо он из другой страны, либо его работа представляет важное государственное значение, то на этих основаниях он имеет право на освобождение от призыва. И только если указанные причины отсутствуют, то может обсуждаться вопрос о сознательном отказе от военной службы. Подполковник отметил, что такое отношение к проблеме позволяет предотвратить возможное недовольство в народе, направленное против сознательно отказывающихся от военной службы призывников.
На вопрос: «И всё-таки, как поступят с теми, у кого обнаружатся религиозные причины для отказа», он ответил: «Закон гласит, что для них должна быть предусмотрена работа общественного значения, но какая именно — пока не определено, и Конгресс должен будет выделить средства для этой цели». Он сообщил нам, что ведёт переговоры по этому вопросу с квакерами и меннонитами и предлагает им учредить Комитет всех так называемых Мирных Церквей, чтобы можно было иметь дело с одним, а не с десятью представителями. И он посоветовал нам поговорить с представителем квакеров Полом Френчем. Чтобы поговорить с Френчем, мы сразу после встречи с Херши отправились поездом в Филадельфию, поскольку нам сказали, что он находится там. Придя в Филадельфии в их главное управление, мы обнаружили, что там его нет, но нас принял Рэй Ньютон, с которым мы беседовали час или полтора. Он рассказал нам, чтo конкретно квакеры планируют предложить Правительству, и спросил у нас разрешения снять копию нашего Прошения для Президента. Мы с удовольствием согласились. Он сказал, что все подробности известны Френчу в бoльшей степени, и оставил нам вашингтонский адрес, по которому утром мы могли бы застать Френча. В Вашингтон мы возвратились в тот же вечер, а утром встретились с этим человеком. У него мы узнали, как лучше всего донести наше прошение Президенту.
По его совету мы отправились в Управление Белого Дома, где представили секретарю Президента, генералу Уотсону, наше Прошение. Как нам сообщили, в последнее время Президент не принимал прошения лично, но оно могло быстрее дойти по назначению, если подать его через секретаря. Тогда же мы передали и рекомендательное письмо к председателю Флинну, которое подтверждало, что эти люди (молокане) не были коммунистами. Письмо произвело благоприятное впечатление на секретаря Президента. Он обещал нам ответ на петицию в тот же день.
От секретаря мы отправились прямо в Военное ведомство в кабинет Министра обороны. После ознакомления с текстом Прошения, на нём поставили печать и вернули нам со словами, что нам нужно принести его в офис подполковника Херши в Управление Призывной службы. Мы же решили подождать, когда в Вашингтон приедет доктор Дикстра, недавно назначенный главой Призывной службы, с которым нам можно было встретиться в пятницу 18 октября.
Мы встретились с представителем меннонитов Генри Фастом по возвращении в отель. Он сообщил нам, что меннониты решают вопрос о сознательном отказе от военной службы вместе с квакерами.
Тем же вечером нам позвонили из Белого дома. Петиция была рассмотрена и перенаправлена в Военную службу, куда она и предназначалась. Все наши переговоры, по словам звонившего, должны были теперь происходить в этом учреждении. На вопрос, когда д-р Дикстра сменит подполковника Херши, нам ответили, что подполковник продолжит свою деятельность как ассистент Дикстры, и дела подобного рода будут решаться им.
В итоге мы решили, что на следующий день, 16 октября, мы представим третье Прошение, т. е. копию прошения Президенту и подполковнику Херши, и после того, как получим его ответ, возвратимся домой.
Тем временем воздушной почтой пришло рекомендательное письмо от Паулины В. Янг для Джастина Миллера, её друга и судьи Апелляционного суда Соединённых Штатов. С утра мы направились к этому человеку, однако он не смог принять нас лично. Вместо этого через письмо он пояснил, что, будучи членом Суда, в котором потенциально могут слушаться дела лиц, отказывающихся сознательно от военной службы, он не смеет компрометировать свою должность, принимая нас лично. И всё же, по его заверению, он может оказаться полезен для тех, кто даёт сознательный отказ, в случае рассмотрения дела в суде.
От него мы в очередной раз направились к подполковнику Херши, где, представив свое третье Прошение, получили его письменный ответ, что было очень любезно с его стороны. Мы получили от него и образец будущей анкеты для сознательно отказавшихся от военной службы лиц. А также он согласился поставить в известность все местные призывные комиссии Лос-Анджелеса по поводу наших Прошений. После всего вышеописанного мы решили вернуться.
Кратко все действия можно изложить так:
1. Три Прошения мы предоставили в соответствующие службы.2. Остаются неопределёнными вопросы о том, что считать работой общественного значения и какое место займут призывники, отказывающиеся от военной службы сознательно. Правительство рассматривает эти пункты, согласовывая решения с квакерами и меннонитами.
3. Мы представили наши вопросы вниманию трёх правительственных ведомств: Законодательному, Исполнительному и Юридическому, другими словами — в Конгресс, Министерство обороны и Министерство юстиции.
4. От подполковника Херши мы получили анкету, с которой заранее сможем ознакомить молодых призывников, чтобы они смогли заполнить её надлежащим образом.
5. При сём прилагаем список расходов на поездку:
Ж/Д билеты - 448.50
Отели - 8.00
Телеграммы - 5.88
Такси - 6.45
Питание - 28.95
Итого - 497.78
Делегация вернулась в Лос-Анджелес во время Праздника Кущей. Вся поездка заняла 10 дней. Помимо составленного Отчёта о поездке, они привезли с собой письмо от подполковника Херши, в котором он расписал со всеми подробностями сложный процесс классификации каждого зарегистрированного призывника, объявляющего себя сознательным противником участия в войне, а также специальную анкету для таких призывников, которую они должны будут заполнить.
На следующий вечер, после возвращения делегации, в «Большой Церкви» собралось много людей, напряженно ожидавших слов успокоения о том, что всё в порядке и матерям не нужно беспокоиться, что их сыновей призовут на военную службу.
Прочитанный Отчёт, комментарии к нему делегатов, разъяснения из письма Херши и анкета — все это разочаровало многих, кто, заблуждаясь, верил, что власти в Вашингтоне всё о молоканах знали и осведомлены об их освобождении от службы в 1917 году. Большинство же молодежи и людей среднего возраста восприняли доклад с должным пониманием всех обстоятельств. Люди этой возрастной группы, которые либо родились в Соединённых Штатах, либо, попав сюда детьми, посещали здешние школы, сознавали невероятность предположения о получении полного освобождения для любого слоя общества, так как они знали, что дела государства регулируются не его чиновниками, а Конституцией, — а её положения устанавливаются по принципу: законы равны для всех. Также они знали, что никакие власти, вплоть до самого Президента страны, не имеют полномочий на подобного рода уступки или привилегии в отношении отдельного человека или группы людей. Даже Конгресс не сможет принять такой закон, потому что он грозит возмущением в стране, в результате которого все сознательные противники войны подвергнутся большому риску, и подобный закон быстро осудят как противоречащий Конституции.
Даже для молодых представителей молокан было трудно сразу уяснить все сложности процесса классификации отказывающихся от службы, всевозможные обращения в соответствующие инстанции и расследования, сопровождавшие этот процесс. По сути, прошло больше года, пока вся процедура хождения в местные военные службы, в комиссии по призыву, расследования ФБР, явки на устные разбирательства, а также периодические обращения в Апелляционный совет Президента были преодолены, что удалось в основном благодаря помощи юридических экспертов.
Между тем, как и сказал Херши, никому не было известно, чтo будет представлять собой работа альтернативного характера. Местные комиссии тянули время в ожидании инструкций из Вашингтона, и при этом приводили в отчаяние потенциальных противников военной службы тем, что неверно доносили до них информацию по Программе гражданской службы. Им говорилось о самообеспечении на таких работах в специальных лагерях и т. д. Так что решение вопроса не продвигалось. Единственное, что сделало братство в этот период — это сумело назначить консультативный Совет в помощь зарегистрированным в списках призывников. Совет функционировал на протяжении всей войны и примерно десять лет после её окончания. Полное его название было «Молоканский консультационный Совет для сознательно отказывающихся от военной службы», затем его сократили до «Молоканского консультационного совета».
17 декабря 1940 года секретарь консультационного Совета получил письмо от Пола Френча, ответственного секретаря недавно сформированного в Вашингтоне, округ Колумбия, «Национального Совета по делам лиц, отказывающихся от военной службы по религиозным убеждениям»:
Вашингтон, округ Колумбия
декабрь 13, 1940
Уважаемый господин Бирюков!
Возможно, вы найдете некоторые преимущества в том, чтобы присоединиться к работе "Национального Совета по делам лиц, отказывающихся от военной службы по религиозным убеждениям"? Если бы вы согласились к нам присоединиться, я бы включил название вашей организации в бланки документов, которые я сейчас печатаю.
Искренне Ваш
Пол Комли Френч
Консультационный Совет, в котором состояли на то время Н. Еропкин, председатель; Пётр Ф. Шубин, вице-председатель; И. У. Самодуров, заведующий финансами; У. Павлов и И. К. Бирюков, секретари, — не был правомочен решить вопрос о начале сотрудничества от лица всего братства, поэтому они постарались собрать более точные сведения, прежде чем представить на рассмотрение для общего собрания предложение Френча.
20 декабря 1940 года секретарь ответил Френчу следующее:
Уважаемый мистер Френч!
У нас не возникает ни малейшего сомнения в том, что тесное сотрудничество с вашей Комиссией было бы для нас очень полезным. Однако нас останавливает неуверенность в том, что мы можем исполнять все финансовые обязательства, которые влечёт за собой такое сотрудничество.
Не могли бы Вы описать подробнее?
Не теряя времени, Пол Френч ответил 26 декабря 1940 года: «Более тесный наш союз не повлечёт за собой финансовых обязательств с вашей стороны. Когда учреждался Национальный Совет, меннониты и квакеры договорились об оплате третьей части от общей суммы каждой из этих организаций. Денежные взносы любых других групп берутся из общего фонда, который затем возмещается тремя этими организациями. Если вы сможете внести $5.00 в месяц, то это целиком приемлемо и для нас; если вы не сможете внести вообще ничего, то и это также приемлемо. Мы крайне заинтересованы в том, чтобы в Вашингтоне могли быть полностью представлены все религиозные группы, которые отказываются от военной службы по причине веры».
После получения ответного письма руководители Консультационного совета, вспомнив о том, что Херши проинформировал делегацию, — что ему бы не хотелось иметь дело с каждой церковью по отдельности, но предпочтительнее для Правительства будет, если все они сформируют единую организацию — решили вынести вопрос о сотрудничестве на всеобщее обсуждение.
На следующей неделе общим собранием, численностью около 500 человек, предложение Френча обсуждалось на собрании. Консультационный совет объяснил, что в последующие месяцы, а возможно и годы, перед общиной в целом, равно как и перед её отдельными представителями, несомненно, возникнет множество проблем, решение которых потребует представительства в Вашингтоне. А ввиду того, что своего постоянного представительства молокане организовать не имеют возможности, представить их сможет Национальный Совет по отказу от службы.
В результате всеобщего обсуждения предложение было единодушно принято, и была собрана сумма первого взноса в фонд «Национального Совета по отказу от службы». Денежный взнос был передан в Национальный Совет, после чего название «Молоканский консультационный совет» было включено в подпись объединённой организации.
В то же время собравшимся объявили, что Совет спрашивал о роде работ общественного значения, и мистер Френч ответил 2 декабря, что вопрос все ещё находится в стадии обсуждения. Но определённым было то, что квакеры и меннониты соглашались на эту работу и на содержание своими силами лагерей, предназначенных для отказавшихся от службы, направляемых государством на безвозмездные работы в Национальные парки, в Охрану почвенных ресурсов и подразделения лесничеств.
И было ясно, что хотя эти религиозные группы примут представителей любой другой церкви, предполагается, что каждая церковная группа, по возможности, будет возмещать содержание своих представителей как можно дольше. Поэтому, если молокане должны попасть в трудовые лагеря, им придется взять на себя часть средств по содержанию.
И это предложение было принято. В дальнейшем сошлись на том, что каждая семья братства для обеспечения молокан, попавших в эти лагеря, станет вносить один доллар в месяц; Консультационный совет будет регулировать денежные сборы в целом. Первую значительную сумму собрали незамедлительно, получив от пророков церкви благословение Святого Духа.
Однако согласие длилось недолго. Необходимо заметить, что помещения, в которых шли собрания Большой церкви, были заполнены до отказа, но молокан, реально плативших взносы, было не так уж много. Большинство проявили безразличие, надеясь на то, что кто-то как-то позаботится о благополучии их сыновей. Медленные темпы выполнения призывной программы, в особенности той её части, которая касалась общественно важных работ, лишь усиливали всеобщую апатичность.
Америка начинала программу подготовки новобранцев с нуля. Сначала приходилось покупать землю под лагеря, выбирая их местоположение, затем строить казармы, набирать персонал инструкторов, проводивших подготовку новобранцев, и т. д.
Приготовления по вопросу обеспечения работой сознательных непротивленцев-отказников были не менее сложными, но проходили в меньших масштабах. Со временем вспомнят и слова Херши, который объяснял молоканской делегации, что Конгрессу не удается выделить фонд средств для этой программы, и что поэтому система призывной службы финансируется из специального фонда, который находится под контролем Президента. По этой причине распределение непротивленцев-отказников на работы общественного значения, позже обозначенные как лагеря гражданской общественной службы, было на десять месяцев отложено, считая с момента первой регистрации. За этот период власти отремонтировали старые, пустовавшие лагеря гражданского Корпуса охраны природных ресурсов, разбросанные повсюду в горных районах страны. В результате молокане впервые вышли на эту работу в лагерях не раньше 23 июня 1941 года, в то время как регистрация была пройдена в декабре 1940-го.
Это промедление оказалось удачным для каждого в отдельности, кого этот вопрос коснулся, поскольку срок работ в лагере таким образом сократился на шесть месяцев, но оно же привело и к тому, что молоканская община сочла Консультационный совет обманутым, не веря более в существование какой-либо государственной программы по отношению к сознательным отказникам, что в конечном счёте должно будет привести к призыву всех сыновей в американскую армию. Убеждение это крепло благодаря тому, что многие юноши в действительности, без ведома родителей, давали свое согласие на службу, оказываясь тем самым добровольцами. И потому первоначальный энтузиазм по поводу Программы для сознательных отказников постепенно выветривался. Те родители, чьи дети уже поступили на службу, не видели больше необходимости в создании фонда, который им лично помочь ничем не сможет.
К моменту военных событий в Перл-Харбор около 250 молокан подали отказы от военной службы. Две трети из них были женаты, что давало право освобождения от призыва. Часть из оставшихся были приняты нестроевыми. Из тех, кто не попал в нестроевые, трое были взяты в лагеря гражданской общественной службы, а все остальные проходили как давшие подачу заявлений об отказе. Но, возможно, вдвое больше было молокан, отказавшихся от статуса непротивленца-отказника — они или были призваны, или стали добровольцами вооруженных сил.
В то же время, в особенности после нападения на Перл-Харбор 7 декабря 1941, отношение местных призывных комиссий потеряло всякую терпимость к сознательным отказникам. Они стали осложнять процесс регистрации сознательных отказников, и те были вынуждены обращаться в государственные апелляционные комиссии, что означало подвергнуться проверке Министерства юстиции, точнее, агентства ФБР, которое дотошно проверяло все записи, касающиеся призывника, сделанные в школе и полиции, опрашивало школьных учителей, работодателей, соседей, друзей и врагов, родственников и старейшин церкви. Если где-то находили малейшее отступление от молоканского устава, то следовал отказ в его классификации как сознательного непротивленца, после чего регистрирующийся был вынужден подавать прошение в Президентский апелляционный совет. Если и там он не мог добиться признания статуса, как иногда случалось, то его могли подвергнуть аресту и разбирательству в Федеральном суде. Все эти процедуры осложняли жизнь молоканской общине, что определенно делалось умышленно. Фактически такое положение дел вызывало жалобы многих членов общины, потому что значительно сократилось время, отводимое ими на оформление документов для записи в лагеря, а тем временем соседи были полны неприятного любопытства и подозрительности, и оставаться в те дни дома было просто нельзя.
Состав местных комиссий, как правило, был абсолютно незнаком с молоканами и их религией. Хотя они все знали о существовании среди них большой колонии русских, но полагали, что эти русские или православные христиане, или белые эмигранты, о которых они были наслышаны. Поэтому они слали письма с расспросами о литературе, каких-либо брошюрах, любой информации, касавшейся молоканской религии. Но так как подобной литературы попросту не существовало, на каждое подобное письмо Совет высылал свой спонтанный ответ и разъяснения.
В марте 1941 Гарольд Стоун Холл, секретарь местного отдела Содружества примирения, запросил информацию о молоканской истории. Ответом были три страницы общих сведений о молоканах, их истории, причинах иммиграции в Соединенные Штаты и об отношении к войне. В свою очередь мистер Холл ответил 11 апреля 1941 года, поблагодарив Совет за материалы и добавив: «Ваше замечательное письмо от 4 апреля, в котором великолепно описано молоканство, имеет для нас большое значение. Пол Комли Френч снова просил нас выслать ваше письмо ему в г. Вашингтон, так что мы собираемся переслать его авиапочтой. Надеюсь, что эти материалы очень пригодятся ему в Вашингтоне, и штабы военной службы получат представление об убеждениях, присущих вашей вере».
Между тем, условия для работы общественного значения были созданы, можно было начать принимать непротивленцев-отказников, и призывные комиссии неспешно стали распределять их в лагеря по всей стране. Один из таких лагерей действовал в горах Сан-Габриел возле Глендоры в Калифорнии, им управлял Служебный комитет американских Друзей (квакеров).
Согласно постановлению национальных штабов военной службы, зарегистрированные на гражданскую службу призывники могут быть распределены в лагерь, находящийся не далее 150 миль от места их проживания. Следовательно, только аризонские и орегонские молокане, а также молокане из долины Сан-Хоакин могли попасть по распределению в Глендорский лагерь. Жители Лос-Анджелеса и его окрестностей довольствовались направлением в лагеря намного более северных районов.
Следом открылись и другие лагеря: в Кэскейд-Локс в штате Орегон; возле Коулвилла и рядом с Плэйсервиллом в Калифорнии.
23 июня 1941 года первая группа молокан, распределённых в лагеря гражданской общественной службы, прибыла в Глендорский лагерь. Ещё двое молокан приехали в Кэскейд-Локс спустя два месяца. К 30 апреля 1942 года в лагере возле Плэйсервилла начали работать ещё шесть человек. В целом к 30 июня 1942 года работало 14 человек. Это число постепенно увеличивалось и достигло 88 человек, распределённых по разным лагерям гражданской общественной службы в Калифорнии и не только.
Можно сказать, что молоканам, попавшим на работы в лагеря, очень повезло. Некоторым сознательным отказникам из молокан из-за прихотливости призывных комиссий пришлось пройти через разбирательства федеральных судов, поскольку то и дело находился предлог для отказа им в классификации сознательных непротивленцев.
Однако большинство молоканских семей к этим и другим подобным делам относилось равнодушно, поскольку происходившее их лично не затрагивало. И только тогда семья начинала проявлять беспокойство, когда сына призывали в армию. Но спустя некоторое время даже с этим фактом многие семьи смирились.
После вторжения гитлеровской армии в Россию в июне 1941 года, многие молокане не жалели сил для собрания средств на закупку и отправку в Россию медикаментов и одежды в помощь советскому мирному населению. Это делалось совместно с организациями, имевшими официальную санкцию правительства США.
Но не все принимали в этом участие. Воздержались от этой деятельности не только отдельные молокане, но и одна из лос-анджелесских общин в целом (а именно, Старо-Романовская), а также частично Аризонская и Керманская общины. В основе их точки зрения лежало пророчество Афанасия Безяева, которое он сделал в 1921 году, запретившее молоканам помощь России во время великого голода. Несмотря на это, в апреле 1943 года группа, организовывавшая помощь, объявила, что с этой целью удалось собрать 16 000 долларов.
На фото: Похоронная процессия, направляющая с улицы Норд-Глесс-Стрит на Фест-Стрит. Второй слева в ближнем ряду — Афанасий Т. Безяев; рядом с ним, прикладывающий к лицу платок — Филипп М. Шубин. 1909 г.
(нажмите на рисунок для увеличения; повторное нажатие — возврат в исходное положение)
Примерно в то же время — в конце 1941 г. — на Ист-Слосэн-Авеню под новое кладбище был приобретён участок размером 17 акров, поскольку на старом кладбище на Истэн-Авеню уже не хватало места. Было создано некоммерческое объединение для удержания права на эту землю и управления кладбищем. Был принят подходящий Устав, по которому каждый молоканин, вне зависимости от возраста, имел право на все привилегии при вхождении в Похоронную ассоциацию, внеся сумму 5 долларов с человека. Тем самым вскоре была собрана сумма, окупившая покупку участка, и 15 000 долларов были выплачены.
Был принят проект, в соответствии с которым, наряду с другими условиями, запрещалось создание могильных холмов: земля на могиле должна была оставаться ровной, что позволяло озеленять могилы. Кроме того, мемориальные доски должны были быть определенного размера, с надписями, отвечавшими особому молоканскому стилю. Но были и такие члены братства, для которых подобные условия казались слишком радикальными. Они были в меньшинстве и говорили, что упразднение могильных холмов свидетельствовало о дальнейшем отходе от путей отцов, что землю с могилы нельзя переносить на другое место. Они собрались в единую группу и купили маленький участок по соседству со старым кладбищем в западном конце Истэн-Авеню. Поэтому у братства имеется два кладбища, хотя в других вопросах веры таких разделений нет.
Во всех других отношениях жизнь братства протекала без особых изменений. Ниже приведен фрагмент из дневниковых записей тех дней: «Но как было во дни Ноя, так будет и в пришествие Сына Человеческого. Эти слова сегодня хорошо подходят и к нашей жизни. По отдельности молоканам есть о чём волноваться — сыновей забирают в армию в любой семье, но община в целом живёт без больших перемен. Венчания и другие события проходят в церкви по воскресеньям. Все работают, все зарабатывают деньги... Денег в достатке, хотя цены стремительно растут. В следующем месяце сахар придется нормировать. Планируется выдавать один фунт в неделю на человека. Но пока на всё есть средства: будь то венчания, кстины, похороны или ещё что-либо, несмотря на угрожающее нормирование продуктов».
Однако в бочку меда попала и значительная ложка дегтя. От служивших сыновей стали приходить письма, в которых они писали о суровых испытаниях в Новой Гвинее и в других отдалённых и незнакомых местах Тихого океана, Северной Африки, Италии. Пришла печальная весть о смерти молоканского юноши, погибшего в битве на острове Киске. Шло время, и приходили новые извещения с разных фронтов о погибших и раненых молоканах, к концу войны насчитывалось 7 убитых и 40 раненых на разных фронтах и в разных странах.
В 1943 году перед самой Пасхой всем служившим молоканам было отослано Первой объединенной церковью на Лорена-Стрит следующее сообщение (после строительства новой автострады Большая церковь была вынуждена переехать из района Флэтс на две мили восточнее):
Дорогой брат!
Святой Дух, снизошедший на одного из членов молоканской христианской церкви, оповестил, что всем мужчинам и юношам, проходящим службу, следует соблюсти день молитвы и поста. Чтобы исполнить указание, церковь установила начало трёхдневному посту в среду 5 апреля и его окончание в пятницу вечером (Тайная вечеря) 7 апреля сего года. Суббота 8 апреля станет первым днём из семи дней Пасхи. Воскресенье, второй пасхальный день, будет молитвенным днём. В 12 часов дня по тихоокеанскому времени о всех юношах и мужчинах, проходящих службу, будет читаться молитва (псалом 91) на сохранение и благополучное возвращение домой к семьям.
Преклони колени и повторяй эту молитву, напечатанную ниже, в тот же день в указанное время, где бы ты ни оказался в этот час.
К сожалению, невозможно узнать, какой была реакция служивших молокан на это участие церкви, а также что именно произошло бы, если бы произошло вообще, когда бы, оставаясь верной своим принципам, церковь послала бы указание отложить оружие и впредь более не браться за него и не стрелять. Это лишь предположение. Во-первых, юноши, попавшие на службу, оказались там потому, что не были хорошо знакомы с принципами молоканской веры. Случалось и такое, что юные молокане были не в состоянии объяснить военному начальству, к какой религии они принадлежат — протестантству, католичеству или иудаизму — тогда они писали родителям, чтобы узнать у них, поскольку эта информация была существенной в случае ранения или гибели в сражении.
Однако, к счастью, многие юные молокане не только отказывались от военной службы, когда их призывали, но и были готовы вынести тюремное заключение за своё антивоенное убеждение. 21 марта 1942 года трое таких молокан были арестованы ФБР за отказ от военной службы в призывной комиссии. Их освободили под залог и приказали сообщить в Федеральный суд судье Холльцеру о формальном обвинении 13 апреля. По совету адвоката в суде они отвечали на обвинение "Nolo Contendre" (лат. «не желаю оспаривать»), другими словами, они не признавали свою вину и не пытались себя защитить, а полностью полагались на милость Суда. Судья принял их заявление и передал дело в соответствующий отдел для дополнительного расследования и предварительных рекомендаций, а также продлил это дело до 27 апреля.
Сотрудник службы, ответственный за ведение этого дела, начал расследование с опроса отца и матери двоих обвиняемых, в то же время он изъявил желание ознакомиться со всем, что касалось молоканского окружения, поговорив непосредственно с руководителями движения. Вследствие этого довольно большая группа старцев, возглавляемая Иваном Г. Самариным, явилась в здание Федерального суда. Самарин с помощью переводчика вёл переговоры от лица группы.
Мистер Тэдиэс А. Дэвис, старший сотрудник Федеральной службы, через своего представителя мистера Мидера, составил подробный отчёт о встрече и зарегистрировал его у федерального судьи Гарри Холльцера, занимавшегося делом трёх молокан.
Очевидно, что отчёт произвел на судью Холльцера благоприятное впечатление, потому как, вынося приговор трём юным молоканам, он заявил с судейской скамьи, что у него нет ни малейшего сомнения в искренности молоканской веры, хотя могут быть некоторые сомнения в искренности подсудимых. Тем не менее, 18 мая 1942 года он освободил трёх юношей под надзор полиции на пятилетний срок на условиях работы в лесном или сельском хозяйстве, что было сравнимо с работой в лагерях гражданской общественной службы.
Этот эпизод положил начало острым разногласиям в общине относительно финансирования лагерей гражданской общественной службы. С одной стороны, можно говорить о безразличии той части молокан, чьи сыновья вступили в армию. Они полностью отказались участвовать в программе, не желая тратить деньги на чьи-то, не свои, обязанности. С другой стороны, образовалась маленькая группировка полагавших, что регистрироваться в лагеря гражданской службы не нужно вообще. Они считали, что если молокане будут упорно отстаивать свою позицию, то их освободят не только от военной, но и от гражданской службы, и обвиняли братство, шедшее на уступки лагерной программе, в предательстве. Они стояли на своём даже после ареста трёх молокан, о котором рассказывалось выше, и других арестов, последовавших за их отказами регистрироваться в лагеря гражданской общественной службы.
Другие молокане, чьи сыновья регистрировались на работы в лагерях, принципиально возражали против финансирования этих лагерей, заявляя, что если правительство набирает людей для этих работ, то оно же должно их накормить-одеть. В результате их сыновья пребывали в лагере на попечении квакеров и меннонитов, а также сторонников молоканского Консультационного совета.
Это неприятие, наложившееся на равнодушие остальной части общины, сильно подрывало деятельность Консультационного совета, предпринимавшего усилия для того, чтобы вносить свою лепту в финансирование лагерей гражданской общественной службы. С каждым проходившим месяцем Совет все сильнее влезал в долги перед остальными участвовавшими деноминациями. Статистика, которая приводится ниже, иллюстрирует ухудшение сложившейся ситуации: на 15 сентября 1941 года Служебный комитет Друзей потратил на содержание троих молокан в лагере 194 доллара 70 центов, в то время как молоканский Консультационный совет получил всего только 130 долларов 30 центов взноса, тем самым образовался долг 64 долларов 40 центов. На 30 апреля 1942 Совет собрал 1350 долларов 60 центов за 9 юношей в лагере, оставаясь должным 36 долларов 82 цента. Спустя шесть месяцев, 30 октября 1942 года Совет ещё держался на плаву, задолжав лишь 428 долларов 97 центов после внесённых за содержание в лагере 17-ти человек 2911 долларов 85 центов. Однако ещё через год, 30 октября 1943, задолженность, которую другие религиозные группы тактично называли «невыполненное обязательство», возросла до 1303 долларов 11 центов.
Ситуация катилась по наклонной. В конце февраля 1944 года «невыполненное обязательство» составило 3676 долларов 22 цента при количестве 33 человек в лагерях. 6 декабря 1945, через три месяца после окончания войны и за шесть месяцев до закрытия лагерей, при количестве работавших в них молокан 53 человека, Консультационный совет получил счёт от «Национального совета по делам лиц, отказывающихся от военной службы по религиозным убеждениям», в котором указывалась сумма, выплаченная за содержание молоканских юношей в лагерях — 38244 долларов 48 центов. Взносы в Консультационный совет на выполнение обязательства составили всего 21200 долларов 92 цента, тем самым оставалось 17023 долларов 56 центов «невыполненного обязательства».
Вскоре после этого представитель Национального совета, приехавший в Лос-Анджелес, попросил молокан о встрече. Он выступил на специальном собрании, созванном Консультационным советом, и подробно описал помощь, представленную управляющими деноминациями, которые финансировали лагеря. Молокан он настоятельно просил погасить невыполненное обязательство, полностью или хотя бы частично.
Вежливо и недвусмысленно ему дали понять, что сейчас не подходящее время для денежных пожертвований и что настаивать на них неразумно, если он желает сохранить мир в молоканской общине. Очевидно, что, приняв к сведению эту малоприятную информацию, участвовавшие деноминации списали эту задолженность, поскольку об этом деле никогда больше не заговаривали.
Пред. (Глава 6) <<< Предисловие, Введение и Оглавление >>> След. (Глава 8)
