Новейшая исторія прыгунства представляетъ мало интереснаго и назидательнаго. Только въ 1866 году некоторыя обстоятельства опять обратили вниманіе местнаго начальства на прыгуновъ и побудили произвесть новыя изследованія, которыя окончательно привели къ тому убежденію, что прыгунство, усвоенное несколькими сотнями семействъ, переставъ распространяться и достигнувъ высшей точки своего развитія, ничего более не создаетъ, а держится уже утвердившимися въ сектантахъ верованіями и обрядностями. Тогда же открылось, чта прыгуны пребываютъ въ совершенной уверенности на счетъ очевидныхъ преимуществъ ихъ новой веры предъ всеми прочими верами, не исключая молоканской, хотя темъ же изследованіемъ выяснилось, что прыгуны не представляютъ того непреоборимаго упорства, которое составляетъ отличительную особенность, напримеръ, разныхъ старообрядческихъ толковъ.
       Обстоятельства, вызвавшія последнія разследованія, заключались въ следующемъ: въ 1864 г. переселено изъ южной Россіи сначала 100, а вскоре и еще 24 семейства меннонитовъ на левый берегъ р. Кубани. Переселеніе это было совершено по приговору суда. Все эти переселенцы жили прежде въ Бессарабской области на р. Молочне и составляли несколько приходовъ меннонитскаго ученія, изъ которыхъ Молоченскій и Хартицкій были самыми значительными. Въ среде меннонитовъ повторилась почти та же исторія, какъ и въ среде молоканъ при появленіи прыгунства. Началось съ того, что некоторые рачители доброй нравственности и воздержанія во всехъ его видахъ, т. е. какъ на словахъ, такъ и на деле, стали отделяться отъ общества своихъ одноприхожанъ и придерживаться более строгихъ житейскихъ и религіозныхъ правилъ. Строгость эта привела сначала къ некоторому мистицизму, мистицизмъ создалъ несколько аскетовъ, и все это привело наконецъ къ крайней экзальтаціи, которая охватила многихъ. Какъ у прыгуновъ, такъ и здесь явились одаренныя способностью непосредственно сообщаться съ духомъ, затемъ последовало сошествіе духа на усердно молящихся, и солидные меннониты нечувствительно превратились въ гюпферовъ, или скакуновъ, совершенно темъ же путемъ, какъ молокане обратились въ прыгунство. 124 семейства таковыхъ гюпферовъ переселено на Кубань, и главные распространители скакунства, или гюпферства, даже были высланы, по представленію начальника Новороссійскаго края, за границу. Въ непродолжительномъ времени оказалось, что переселенные за Кубань гюпферы находятся въ тесныхъ сношеніяхъ съ бердянскими скопцами, каковыхъ въ Бердянске, совершенно неожиданно, оказалось 73 человека, а вместе съ темъ обнаружилось, что въ связи съ теми же скопцами находятся не только гюпферы, но и закавказскіе молокане и прыгуны. По дальнейшемъ разследованіи обнаружилось, что въ Бердянске есть даже и прыгуны и что они имеютъ сношенія съ закавказскими, «пользующимися іерархическимъ значеніемъ».
       Оказалось, что главный представитель бердянскихъ прыгуновъ, Трифонъ Лысовъ, заимствовалъ свое ученіе отъ того самаго «главнаго развратителя» Лукьяна Петровича, котораго въ последнее время последовательно заменили сначала Давыдъ Іесеевъ, а затемъ Григорій Петровъ.
       Оказалось, между прочимъ, и то, что въ Бердянске распространены песни закавказскихъ прыгуновъ, занесенныя туда какимъ-то Моисеемъ Колодинымъ, и что въ последнее время Іесеевъ установилъ, что вступившіе въ секту прыгуновъ носятъ черезъ плечо особою белую ленту съ надписью «благословенъ».
       Сведенія о сношеніяхъ закавказскихъ прыгуновъ съ бердянскими побудило кавказское начальство подробно вновь изследовать состояніе прыгунскаго ученія, о чемъ и было предложено местнымъ властямъ. По изследованіи однако оказалось: 1) что секта утратила свое соблазняющее действіе на умы народа, 2) что молокане и субботники остаются совершенно равнодушны къ ученію о духе и даже несколько человекъ прыгуновъ возвратились къ старымъ толкамъ, 3) что кончины міра прыгуны ожидать перестали и жертвоприношенія производятся медными грошами. Собранія прыгунскія, какъ оказывалось по изследованію, идутъ крайне вяло. Происходящее изредка прыганье далеко не имеетъ того значенія, какъ въ первые годы возникновенія секты, и производитъ вообще отталкивающее впечатленіе, впрочемъ, только на постороннихъ зрителей, — сами же прыгуны все еще продолжаютъ въ этомъ прыганьи видеть подлинное присутствіе духа.
      Самое важное заключеніе, къ которому привело изследованіе, заключалось въ томъ, что прыгуны будто бы проникнуты антиправительственными наклонностями, такъ что, при какой-нибудь непредвидимой случайности, напр. войны, ихъ нельзя считать надежными поборниками русскихъ интересовъ и что они не прекращаютъ повсеместныхъ сношеній съ своими единомышленниками по вере, но что сношенія эти идутъ не по почте, а разными иными трудно уловимыми путями, какъ-то — извозомъ, оказіями  и проч., и проч.  Нужно однако думать, что эти такъ называемыя сношенія решительно не имели ни малейшаго значенія и заключались лишь въ пересылке другъ другу безграмотныхъ посланій, переполненныхъ текстами, разсужденіями о вере; относительно же антиправительственныхъ наклонностей прыгуновъ следуетъ предположить, что здесь дело не обошлось безъ значительныхъ преувеличеній.
       Молокане, субботники, прыгуны и всякіе сектанты, не имея ничего общаго ни съ внешней, ни съ внутренней политикой, никакихъ собственно политическихъ причинъ къ проявленію антиправительственныхъ наклонностей иметь не могутъ. Все это коренные русскіе люди, со всеми хорошими и дурными качествами славянина, все это народъ, искренно считающій Россію старше всехъ царствъ, а Русскаго Царя — не только сильнее, но и старше всехъ царей, все это народъ, чувствующій какое-то необъяснимое, но врожденное ему особое чувство къ немцу и французу, считающій англичанина диковиннымъ существомъ и всякаго турку не считающій ни за что.
       При такихъ крайне несложныхъ политическихъ воззреніяхъ, народъ русскій вообще, а въ томъ числе и закавказскіе сектанты, давно порешилъ съ вопросомъ о своихъ политическихъ симпатіяхъ, порешилъ безсознательно, но и безапелляціонно, и пока признаетъ только, что всякій бусурманинъ — нехристь, а всякій турка — и совсемъ нечистый...
       Понятно, следовательно, что о какомъ-либо тяготеніи сектантовъ, въ смысле политическомъ, къ какому-нибудь или какимъ-нибудь народамъ не можетъ быть и речи. Умственное неразвитіе и полнейшее невежество сектантовъ еще такъ велики, что они не могли ихъ привести къ какимъ-либо выводамъ относительно иной формы правленія и иного государственнаго строя, и возбудить въ нихъ определенныхъ стремленій къ достиженію той или другой формы. Способность къ такой оценке явится у нихъ во всякомъ случае еще не скоро, и ей непременно должно предшествовать некоторая умственная подготовка и просвещеніе.
       Затемъ, въ частности, нельзя не признать, что закавказскіе сектанты въ отношенiи благосостоянiя поставлены въ условія чрезвычайно выгодныя, настолько выгодныя, что крестьяне внутреннихъ русскихъ губерній наверно бы позавидовали ихъ благополучію. Нетъ местности, где бы на душу приходилось менее пяти десятинъ земли, и это въ богатейшемъ климате, при самыхъ выгодныхъ условіяхъ производства, повсюду выгоднымъ сбыте сельскихъ произведений, слабой конкуренціи или чаще совершенномъ ея отсутствіи, и въ особенности во всехъ техъ ремеслахъ, въ которыхъ преимущественно силенъ русскій человекъ, какъ-то — въ извозе, печничестве, столярничестве, плотничестве и т. д. Совершенное пока отсутствіе въ крае фабрикъ и заводовъ предохраняетъ ихъ, до поры до времени, отъ вреднаго вліянія фабричной жизни; везде имъ предоставлено самоуправленіе въ ихъ внутренней жизни, и затемъ, хотя весь этотъ людъ называется ссыльно-поселенцами, но такъ или иначе, на русскихъ сектантовъ въ Закавказье смотрятъ какъ на зачатки, какъ на ядро обрусенія этой отдаленной окраины, какъ на разсадникъ русскаго элемента и, по возможности, предоставляютъ имъ всякія экономическія удобства и всякія льготы. Само высшее начальство края являетъ въ отношеніи ихъ нескончаемый рядъ всякихъ снисхожденій и одолженій! Имъ отрезываются подъ поселенія земли положительно лучшія, имъ предоставляются удобнейшіе и ближайшіе къ усадьбе сенокосы, имъ даже нетъ отказа въ переселеніяхъ съ места на место и къ безконечнымъ ихъ претензіямъ и прошеніямъ о прирезочке да о надбавочке начальство никогда не отказываетъ милостиво преклонить ухо...
       Сектанты, правда, нигде не заявляли, чтобы они были довольны своей обстановкой, и что они лучшаго не желаютъ, но нигде они не проявляли и какихъ-либо признаковъ общаго недовольства. Ихъ вечныя странствованія съ прошеніями, действительно, имеютъ видъ недовольства своимъ положеніемъ, но этого въ действительности нетъ и кто ихъ ближе узнаетъ, тотъ увидитъ, что это только простое желаніе захватить еще землицы, еще леску, еще лужка, еще сенокоса и привычка прибегать къ снисходительно-выслушиваемымъ и редко неисполняемымъ просьбамъ. Эти «лишенные правъ состоянія», по закону не пользующиеся ни правами брачными, ни связанными съ ними правами по наследству, пользуются на деле гораздо большими собственно жизненными удобствами и благосостояніемъ, нежели нелишенные никакихъ правъ.
       Прибавимъ, что съ окончательнымъ прекращеніемъ преследованія за религіозныя воззренія и мненія, будетъ устраненъ последній источникъ недовольства, и для закавказскихъ сектантовъ настанетъ, можно сказать, эпоха вожделеннаго спокойствія и благополучія, и затемъ, спрашивается: откуда могутъ у нихъ оказаться какія-либо антиправительственныя наклонности. Ужъ не изъ религіозныхъ ли воззреній?..
       Но, по мненію сектантовъ, само писаніе предписываетъ признавать «власть земныхъ придержащихъ» и они не только признаютъ по сему и власть, и начальство, но, какъ коренные русскіе люди, нередко начальниковъ видятъ даже въ техъ, кто и вовсе не начальникъ. Такъ, напримеръ, къ «чиновнику» повсеместно превеликое почтеніе, повсеместное титулованіе благородіями и высокоблагородіями, повсеместное ломаніе шапокъ не только предъ кокардами, но и предъ всякимъ, кто притопнетъ и прикрикнетъ. Все это весьма далеко отъ непризнанія властей, отъ антиправительственныхъ наклонностей, и где, когда, при какихъ обстоятельствахъ эти антиправительственныя наклонности проявились, едва ли укажутъ усерднейшіе изъ полицейскихъ миссіонеровъ.
       Единственный случай, наводящій на мысль о существованіи среди сектантовъ неудовольствія какъ бы некоего политическаго характера, былъ въ 1857 году, но и изъ этого случая никакихъ выводовъ делать решительно не приходится. Въ этомъ именно году, т. е. въ самый разгаръ прыгунской пропаганды Максима Рудометкина, наделало некотораго шуму такъ называемое бегство 40 семействъ русскихъ сектантовъ въ Турцію. Большинство бежавшихъ были молокане, секта, хотя и признаваемая также за «особенно вредную», но поль-зовавшаяся и въ то время, по сравненію съ новорожденнымъ прыгунствомъ, довольно большою свободою (разумеется, съ местной точки зренія) въ отправленіи своего ученія. Въ одинъ прекрасный день открылось, что въ Турціи поселилось 40 семействъ закавказскихъ сектантовъ. О бегстве этомъ было произведено следствіе, сделаны были розыски бежавшихъ. Полиція объехала и осмотрела все сектаторскія поселенія, многихъ значившихся по спискамъ, действительно, не досчитались; но, къ явному скандалу бдительной полиціи, оказалось и много такихъ, которые по спискамъ не значились. Въ одной Воронцовке насчитали 50 неизвестнаго званія людей, по-видимому желавшихъ также пробраться въ Турцію. По изследованіи дела, оказалось, что въ бегстве 40 семействъ нетъ и тени ничего политическаго, даже точно не разъяснилось, откуда были эти бежавшіе молокане, и только обнаружилось, что это были какіе-то переселенцы изъ внутренней Россіи, которые на пути въ Закавказье были подговорены «двумя солдатами, по именамъ и фамиліямъ неизвестными», идти не въ Закавказье, а въ Турцію и тамъ поселиться потому собственно, что будто бы эрзерумскій паша предоставляетъ имъ подъ поселеніе разоренную деревню Кучунъ, въ разстояніи одного часа пути отъ Эрзерума. Куду девались эти переселенцы и действительно ли они соблазнились предложеніемъ паши, — осталось неизвестно. И затемъ вся исторія о бегстве 40 семействъ заглохла.
       Вообще, если не можетъ быть ни малейшихъ сомненій въ политической, такъ сказать, благонадежности закавказскихъ сектаторовъ, то и вопросъ о такъ называемой вредности ихъ ученія не представляетъ также никакихъ неодолимыхъ преградъ для разрешенія. Что сектанты считаютъ себя избраннымъ народомъ, изъ этого только явствуетъ ихъ безмерное невежество и больше ничего. Какая, къ слову сказать, изъ цивилизованныхъ націй не считаетъ себя, въ известномъ смысле, избранной націей и все остальныя прочія, такъ сказать, націями втораго сорта?! Разве французы не считали и не считаютъ себя избранной націей? Разве немцы, и особенно после удачнаго разгромленія одной также избранной націи, не считаютъ или не расположены уже считать себя избранными вершителями судебъ другихъ націй?! Разве англичане не усматривают въ себе также более совершенныхъ и достойныхъ представителей человеческой породы?! Переходя къ более мелкимъ образцамъ, разве изъ славянъ поляки не считаютъ себя выше, избраннее другихъ?! Въ среде немцевъ не въ такое ли положеніе ставитъ себя победоносный пруссакъ и т. д.?!
       Къ слову сказать, мненіе объ антиправительственныхъ наклонностяхъ сектантовъ и ихъ политической неблагонадежности относится къ 1866 году. Въ следующемъ 1867 году произошло последнее заметное событіе въ прыгунскомъ міре, и съ техъ поръ это новое ученіе, въ теченіи целаго пятнадцатилетія ни разу не обратило на себя особаго вниманія местныхъ властей, и новое безуміе совершенно перестало возбуждать безпокойство начальства.
       Событіе это имеетъ некоторый интересъ. Въ іюле 1867 года Таврическій губернаторъ уведомилъ о задержаніи въ городе Архангельске подозрительнаго человека, какого-то турецкаго подданнаго Василія Федорова, который обратилъ на себя вниманіе слишкомъ отчетливою для турецкаго подданнаго русскою речью. Задержанный былъ весьма оригиналенъ. Подъ верхней одеждой онъ имелъ черезъ плечо голубую ленту съ вышитою надписью: «Проповедникъ мира града восточной страны Россіи». При немъ былъ указъ 1805 года о разрешеніи свободного исповедыванія молоканами ихъ ученія, была «грамата на проповедничество» на имя Колесникова, и письмо отъ никитинскихъ жителей къ Максиму Рудометкину.
       По изследованіямъ оказалось, что въ отсутствіи Рудометкина прыгуны крайне затруднялись по всемъ частямъ отправленія своихъ еще не установившихся обрядовъ, и въ особенности въ исполненіи праздниковъ, веденіи летосчисленія, приношенія жертвъ и проч., и потому решились просить у него, Рудометкина, на сей конецъ совета. Стали искать случая послать, черезъ вернаго человека, письмо къ Рудометкину, и после долгихъ поисковъ, наконецъ, нашелся человекъ, пожелавшій принять на себя этотъ трудъ и рискъ... Это былъ ленкоранскій житель Василій Федоровъ Колесниковъ. Онъ взялся пробраться въ Соловецкій монастырь, доставить письмо самому Рудометкину, увидеть его лично и принесть отъ него разрешеніе всехъ вопросовъ и всехъ сомненій, смущавшихъ прыгунскую паству. На такой, при тогдашнихъ условіяхъ, великій подвигъ Колесникова рекомендовали ленкоранскіе прыгуны, а вскоре онъ и самъ заявилъ себя какъ хорошій проповедникъ и, побывавъ на Никитинскихъ собраніяхъ, заслужилъ полное доверіе тамошнихъ прыгуновъ, наиболее оплакивавшихъ Рудометкина. Они собрали ему на дорогу до 300 руб., дали кроме того особую сумму для умилостивленія властей на всякій случай, и Колесниковъ двинулся въ путь, запасшись для более свободнаго прохода фальшивымъ паспортомъ. Онъ уже на половину достигъ своей цели, выбрался изъ Закавказья, прошелъ Кавказъ, и шелъ впередъ съ спокойною уверенностью, что опасность осталась назади, когда былъ задержанъ, отправленъ въ Бердянскъ, а затемъ не замедлило и следствіе.
       Между темъ продолжительное безвестное отсутствіе Колесникова и неполученіе духовными никакого ответа отъ Рудометкина навело ихъ на мысль, что Колесниковъ ихъ обманулъ, и такъ какъ ответа все не приходило, то на такомъ заключеніи все остановились, хотя надежды на полученіе ожидаемыхъ отъ Рудометкина наставленій не исчезли совсемъ, не исчезаютъ еще и доныне, и слухъ о возвращеніи Колесникова съ ответомъ періодически повторяется между прыгунами. А между темъ, местное начальство, проведавъ о затеяхъ прыгуновъ, признало, ради всеобщаго успокоенія съ своей стороны, нужнымъ преградить всякую возможность переписки между Рудометкинымъ и его последователями. Все сомненія и недоразуменія такъ и остались неразрешенными. Новаго Рудометкина не появлялось. Отъ стараго не было вести. Въ молоканстве въ то время началось стремленіе къ жидовствующимъ, туда же перешла и часть прыгуновъ.
       Въ настоящее время прыгунство все заметнее и заметнее ослабеваетъ и, напримеръ, нижнеахтинскіе прыгуны даже серьезно подумываютъ о переходе въ субботники, признавая ихъ веру более правою и согласною съ писаніемъ. Самъ Рудометкинъ и поныне въ Соловкахъ. Со времени его заточенія Никитинцы успели, какъ говорятъ, получить отъ него только одно письмо, въ которомъ Максимъ Гавриловичъ подробно описываетъ свое времяпровожденіе въ монастыре, пишетъ, что каждый день ходить на увещаніе къ архимандриту, который все даетъ ему читать «такую главу изъ писанія, которая ему не нравится» и что бываетъ и такъ, что архимандритъ при этихъ назиданіяхъ будто бы ругаетъ его по-солдатски. Далее, въ письме своемъ, Рудометкинъ проситъ молиться за него, чего, впрочемъ, прыгуны никогда не забывали и до полученія этой просьбы. Ни одно прыгунское собрание не обходится безъ упоминанія о Максиме Гавриловиче, а въ некоторыхъ собраніяхъ даже поютъ ему многолетіе. Более всего въ письме своемъ Рудометкинъ настаиваетъ на томъ, чтобы все были верны себе и, въ заключеніе посланія, целуетъ всехъ братьевъ и сестеръ священнымъ лобзаніемъ.
       Действительно ли такое письмо было въ Никитине получено отъ Рудометкина, — въ точности неизвестно. Сомневаться, однако, въ этомъ не приходится, темъ более, что изъ негласныхъ разследованій оказалось, что для переписки съ Рудометкинымъ придумали даже какой-то особый ключъ, который полиція добыть не могла. Прибегли, напримеръ, къ такому способу переписки, что въ начале или въ конце каждой строки ставились славянскія буквы, имеющія символическое значеніе: такъ напримеръ, въ конце строкъ ставились буквы Н. Л. Т. П. Е. Ж. Д., что должно значить: наши люди тверды, покой есть, живемъ добро. Понятно, что съ такимъ ключемъ далеко не уедешь, — хотя Рудометкина, если только письмо дошло до него, все-таки успели утешить темъ, что, молъ, наши люди тверды.
       Недавній опытъ сектантовъ былъ столь еще имъ памятенъ, что при сношеніяхъ съ своимъ патріархомъ осторожность у нихъ была на первомъ плане. Такъ, въ письме къ Рудометкину, оказавшемся при Колесникове, скрыты фамиліи пишущихъ, скрыты даже названія селеній, принимавшихъ участіе въ составлении письма, и Никитино названо «градомъ крови», въ воспоминаніе произведеннаго тамъ большаго сеченія розгами въ 1857 году; Константиновка именуется тамъ «градомъ страха», потому что тамошніе жители больше всехъ другихъ отсиживали въ тюрьме за упорство. Еленовка называлась «городъ общій», но не потому, чтобы тамъ были последователи секты общихъ, которыхъ тамъ и не было, а кажется собственно потому, что тамъ были представители несколькихъ разныхъ сектъ.
       Изложивъ исторію возникновенія и развитія закавказскаго прыгунства со всеми препятствіями прыгунской борьбы за веру, мы раскажемъ теперь некоторые подробности религіозныхъ верованій, обычаевъ, а вместе съ темъ и житье-бытье закавказскихъ сектантовъ. Личное непосредственное мое знакомство съ жизнью сектантовъ началось съ пріезда въ Долину Цветовъ. Это былъ самый центръ местныхъ сектантовъ, где было широкое поле для наблюденія за проявленіемъ всехъ техъ ученій, которые законъ считалъ вредными и особенно вредными.