Въ январе 1853 года пошли предварительные слухи о появленіи въ сел. Никитиномъ и Воскресенскомъ (Александропольскаго уезда) новой секты прыгуновъ. Почти одновременно стало известно, что во всехъ другихъ молоканскихъ селеніяхъ есть последователи той же секты. Новая секта, по-видимому, быстро преуспевала, потому что не успели пройти эти слухи, какъ, по дознанію полиціи, оказалось, что въ Никитине почти все, а въ Воскресенке — одна половина жителей принадлежатъ къ новой секте или къ новому безумію, какъ отъ себя соображалъ уездный начальникъ.
       Полицейское дознаніе успело, на первый разъ, обнаружить только существованіе какого-то новаго безумія и прибавляло, что догматы новой секты ложно перетолкованы изъ библіи, «но изъ какой главы — неизвестно». По собраннымъ первоначальнымъ сведеніямъ оказалось, что появился какой-то «новый главный толкователь», по имени и фамиліи неизвестный, что явился онъ именно изъ Шемахинской губерніи, перебывалъ во многихъ селахъ и затемъ исчезъ.
       Главный этотъ толкователь величалъ себя богомъ. Проповедь его заключалась въ томъ, что скоро-де настанетъ кончина света, что умереть следуетъ очистившись отъ греховъ и что для такого очищенія имъ, главнымъ толкователямъ, уже назначены въ деревняхъ особенныя доверенныя лица, названныя искупителями греховъ. Въ деревне Никитине этими искупителями были Герасимъ Клубничкинъ, Василій Цыкинъ, Терентій Колосовъ. Въ придачу имъ былъ данъ старецъ Акимъ въ качестве спеціалиста-снотолкователя. Искупители, въ присутствіи народа, обыкновенно въ собраніи, толковали грехъ каждаго, интересовавшагося этимъ деломъ, приглашали при этомъ очиститься, а старецъ Акимъ тутъ же толковалъ сны.
       Толкованіе собственныхъ греховныхъ деяній оказалось настолько занимательнымъ, что обратившееся къ новому ученію стали, мало-по-малу, переставать заниматься своими обыкновенными работами, собирались на целые дни въ свои молельни, т. е. сборныя для молитвы избы, приносили подаяніе кто чемъ попало: деньгами, имуществомъ и проч., за что и получали немедленное отпущеніе греховъ, при томъ однако условіи, чтобы искупители нашли подаяніе соответственнымъ тяжести греховъ кающагося. Кто делалъ скудное приношеніе, того искупители выгоняли изъ собранія, какъ грешника; кто приносилъ достаточно, то искупители, «яко назначенные отъ Бога», начинали производить особенныя телодвиженія, падать навзничь и проч. и, приходя такимъ порядкомъ въ соприкосновеніе съ духомъ, вымаливали для кающагося прощеніе и онъ уходилъ съ облегченнымъ сердцемъ. Въ сел. Воскресенке искупителями назначены были Сохряковъ и Василій Шубинъ, — не тотъ, о которомъ сказано выше, а другой.
       Въ порядке грехоочистительныхъ и снотолковательныхъ инстанцій, надъ искупителями поставленъ былъ еще одинъ чинъ, названный жертвенникомъ. Это былъ делижанскій крестьянинъ Лукьянъ Петровичъ, у котораго стекались все денежныя пожертвованія. Оказалось, однако, что эта обязанность весьма щекотливая. Въ самомъ начале проявленія прыгунства, къ явному соблазну новыхъ прозелитовъ, произошла между Лукьяномъ Петровичемъ и искупителями значительная ссора. Искупители и жертвенникъ крупно поругались по поводу растраты жертвы, которую допустили искупители, и ссора эта была причиной, что многіе изъ обращенныхъ въ новое безуміе обратились вновь въ молоканство.
       Дальнейшія сведенія о новыхъ сектантахъ сообщали, что основаніе новому ученію взято изъ главы XIII пророка Іезекииля, начиная съ стиха 10. Прошелъ затемъ слухъ, что сектанты нашли какую-то старинную книгу, которая служитъ основаніемъ ихъ ученія. Что большинство последователей этого ученія вышло изъ среды такъ называемыхъ общихъ и молоканъ, и эти, такъ сказать, сугубые отщепенцы и отъ православія и отъ молоканства названы прыгунами, хотя сами отщепенцы продолжали, подобно молоканамъ, называть себя духовными христіанами и утверждали, что ихъ вера есть только «исправленіе и добавленіе веры молоканской», новаго же ничего не представляетъ.
       Все первоначальныя сведенія о новомъ ученіи указывали, что самое моленіе производилось съ какими-то странными телодвиженіями, какъ-то: трясеніемъ тела, маханіемъ рукъ, раскачиваніемъ корпуса, а главное — пляской, которая производилась до потери чувствъ, причемъ плясавшіе падали ницъ и долго оставались въ такомъ положенiи.
       Въ одномъ изъ первыхъ донесеній Наместнику Кавказскому, местный губернаторъ докладывалъ, что, кроме выяснившихся уже сторонъ новаго ученія, последователи новой секты «предаются явному разврату съ целью религіозною», причемъ выражалось опасеніе, что новая «гнусная секта», по всемъ вероятіямъ, имеетъ еще какую-нибудь скрытую цель. Но скрытыхъ целей, при самомъ тщательномъ изследованіи, все еще обнаружить не могли, и начальникъ Бамбакскаго участка Александропольскаго уезда не только этихъ целей не открылъ, но доносилъ, хотя и не совсемъ выразительно, что пропагандисты хотели, кажется, прежде всего собрать дань съ людскаго невежества, а религіозныя цели были деломъ лишь побочнымъ. «Догматы новаго ученія, — писалъ этотъ начальникъ, — обнаружились въ лихоимстве; проповедники требуютъ раскаянія во всеуслышаніе и для отпущенія греховъ — возмездія собственностью, чемъ можетъ кающійся грешникъ вознаградить оныя». Полицейскіе розыски, между темъ, продолжались, и одинъ изъ первыхъ былъ заарестованъ житель селенія Никитина, Василій Шубинъ, ревностный прыгунъ, который считался старшимъ ученикомъ того пророка или бога, фамилія котораго по-прежнему оставалась неизвестной.
       Новое ученіе на первое время распространилось только въ Александропольскомъ уезде и въ соседній Новобаязетскій уездъ пока не проникало, и потому местный (новобаязетскій) уездный начальникъ, еще въ мае 1853 года, курьёзно доносилъ, что между молоканами никакая ересь ещё не проникла.
       Темъ временемъ изъ розысковъ и дознаній оказалось, что таинственно появившійся и затемъ таинственно исчезнувшій пророкъ или богъ приходилъ издалека и есть житель сел. Андреевки Ленкоранскаго уезда по фамиліи Уколъ Любавинъ, или Любафеевъ. Сел. Андреевка въ то время было местомъ средоточия последователей секты общей или Акинфьевой. Уколъ принадлежалъ къ общине, былъ грамотенъ и, на досуге почитывая Апокалипсисъ, набрелъ между прочимъ на главу 13-ю пророка Іезекіиля и пришелъ къ заключенію о близости кончины міра. Этотъ Уколъ и былъ первымъ прыгуномъ.
       Собственно догмата прыганья никто никогда не проповедывалъ, и Уколъ никому не внушалъ, что прыгать обязательно или необходимо; самъ же онъ это делалъ, повинуясь, какъ онъ объяснялъ, «непреодолимой силе». Глава о седьмой печати убедила Укола, что страшный судъ близокъ и что седьмая печать уже разверзлась. Все предсказанія Апокалипсиса, какъ убедился Уколъ, уже сбылись: былъ гладъ и моръ на человековъ и тварей, былъ трусъ по земле, горы разсыпались, воды убегали. Для него было ясно, что покаяніе передъ кончиною было необходимо и Уколъ сталъ проповедывать покаяніе въ форме гласнаго объясненіе своихъ греховъ передъ избранными людьми, после чего грехи очищались жертвоприношеніемъ. Уколъ, однако, и не думалъ вводить какое-либо новое ученіе и, продолжая принадлежать къ секте общихъ, сделалъ къ ученію ихъ лишь некоторыя необходимыя, по его мненію, дополненія, изъ которыхъ важнейшее было публичное покаяніе.
       Секта общихъ или Михаила Акиньфьева Попова возникла несколько раньше. Начало общей собственности проводилось довольно последовательно. Сектанты жили домами въ 30-40-50 душъ; хозяйствомъ заведывали выбранные старшины, въ рукахъ которыхъ находились общія денежныя суммы. Особенности ихъ верованія заключались прежде всего въ выборе 12 чиновъ, которые имели особыя названія, въ роде: 1) судья, 2) жертвенникъ, 3) распорядитель, 4) видитель, 5) словесникъ, 6) членъ, 7) мысленникъ, 8) тайникъ и, наконецъ, четыре женскіе члена, которымъ особыхъ названій не было. Все эти члены несли особыя обязанности: распорядитель отбиралъ шапки у входящихъ въ собраніе и складывалъ ихъ въ общую кучу; тайникъ принималъ исповедь, для чего удалялся въ совершенно отдельную комнату и т. д. Каждый членъ секты получалъ названіе какой-нибудь части тела, въ роде головы, правой или левой руки, глазъ.
       Изследованія, произведенныя начальствомъ объ ученіи Укола Любавина, привели между прочимъ прежде всего къ некоторому выясненію подробностей ученія общихъ и указали на главныхъ его деятелей. Кроме Укола Любавина, біографія котораго приведена будетъ ниже, и упомянутаго уже Лукьяна Петровича, который былъ сделанъ общимъ казначеемъ и хранилъ значительную сумму денегъ, собранную жертвами, оказались следующіе деятели: житель сел. Новоделижанъ Иванъ Ларіоновъ выбранъ былъ искупителемъ; поселянинъ сел. Воронцовки Алексей Добрынинъ былъ наименованъ старшиной или настоятелемъ. У последняго въ доме была устроена обширная молельня. Упомянутые выше Максимъ Рудометкинъ, Василій Цыкинъ, Герасимъ Клубничкинъ и Акимъ величались главными угодниками. Все это были самые усердные прыгунскіе деятели, а впоследствіи оказалось, что жители сел. Карабулагъ Денисъ Клеменовъ и Александра Ермакова, привлеченные къ делу объ Уколе Любавине, долгое время исполняли обязанности спасителя и богородицы .
       Притянутый къ следствію Любавинъ, отрицая всякое намереніе ввести какое-либо новое ученіе, объяснилъ, что на него действительно нападаетъ непонятное ему трясеніе, продолжающееся отъ 2-хъ минутъ до 1-го часу, и что при этомъ онъ самъ не знаетъ, что говоритъ и что делаетъ. Не признавая своей виновности, Любавинъ доказывалъ, что отъ секты общихъ онъ никогда не отставалъ. Клеменовъ показалъ, что онъ Акинфьевецъ (общій), что Акинфій поставилъ его главнымъ надъ всеми своими последователями въ Закавказскомъ Крае, а вторымъ после него — рядового Филимона Дорофеева. Клеменовъ не скрылъ и того, что онъ и Дорофеевъ находятся въ переписке съ Акинфіемъ, жившимъ будто бы за границей, и что последній будто прислалъ въ столовую сумму сел. Андреевки 103 р. Все число последователей общей секты доходило, по заявленію Клеменова, въ Закавказскомъ Крае до 300-400 душъ и въ числе ихъ 12 рядовыхъ линейнаго баталіона въ Ленкоране. На предварительномъ следствіи по делу Любавина, между прочимъ, обнаружено, что поселянинъ дер. Борисовки Гурій Петровъ былъ знакомъ въ Шуше съ какимъ-то Зарембою, который будто бы печаталъ тамъ книги и затемъ будто бы удалился въ Англію, откуда переписывался съ Шушинскимъ жителемъ Давыдомъ, ремесломъ трактирщикомъ, чемъ, по словамъ Любавина, воспользовались последователи общей секты и, въ видахъ укрепленія въ своемъ ученіи и большаго убежденія въ истинности его, запрашивали Зарембу письмомъ на счетъ того: «Нетъ ли где упованія подобнаго Акинфьеву», на что получили ответъ — что нетъ.
       «Новое безуміе» распространялось не особенно быстро и собственно въ Эриванской губерніи за пределы Александропольскаго уезда долго не выходило. Только въ 1854 году было первое офиціальное сообщеніе о томъ, что Лукьянъ Петровичъ проникъ съ своей пропагандой въ сел. Еленовку (Новобаязетскаго уезда) и въ весьма короткое время обратилъ въ новую секту целыя два семейства: Чеботарева и Мельникова. Тамъ секта, хотя появилась подъ другимъ названіемъ и именовалась Сiонской, но такое видоизмененіе видимо было сделано не безъ цели; все же основанія новаго ученія указывали на его несомненную тождественность съ ученіемъ Любавина. Сіонцы уже смело заявляли, что на нихъ сходить духъ и, по донесенію местныхъ властей, во время моленья «корчатъ себя всемъ корпусомъ тела», ссылаясь на непреодолимость силы действія духа. Сіонцы, на первыхъ же порахъ, вздумали предсказать какую-то скорую победу турокъ надъ русскими, въ чемъ власти хотели было усмотреть некоторое политическое недоброжелательство къ Россіи, и уже приготовлялись несколько притеснить предсказателей, но все оказалось вздоромъ.
       Три месяца спустя после проникновенія новаго ученія въ сел. Еленовку, по начальству уже доносилось, что то же учение явилось и въ селе Константиновке (Дарачичаге). Тамъ оно тоже называлось Сіонскимъ, но нашло такихъ ретивныхъ последователей, которые сразу стали во главе броженія и впоследствіи оказались самыми фанатическими приверженцами сіонства. Более всехъ выдвинулись тогда же личности трехъ жителей сел. Константиновки: Федора Валова, Ивана Агальцева и Александры Волковой. Подъ руководствомъ этой троицы Константиновскіе сіонцы еженочно собирались въ какой-либо домъ и, вызвавъ въ себе присутствіе духа, начинали немилосердное самоистязаніе, сопровождаемое прыганьемъ, дикимъ крикомъ и пронзительными взвизгиваніями. Въ изнеможеніи падали они на землю, бились объ нее лбомъ, разбивались до крови, раздирали одежды, вырывали себе волосы. Не примкнувшіе къ новому ученію утверждали, что на сіонцевъ нападало положительное бешенство. По справкамъ оказывалось, что если у Дарачичагскихъ сіонцевъ слишкомъ долго не являлся духъ, то они стремились вызвать его подвижничествомъ. Начинался всеобщій постъ въ форме совершеннаго голоданья. Они не принимали вовсе ни пищи, ни воды по 4-6 дней. Жены сіонцевъ, по большей части слепо подражая мужьямъ, постились до полнаго истощенія силъ. На улице селенія нередко появлялись живые мертвецы въ образе человеческомъ. За едва волочащимъ ноги сіонцемъ тащилась испостившаяся его жена, неся на рукахъ грудного ребенка, едва не умирающаго на высохшей груди матери.
       Все свои догматы, верованія и правила сіонцы, по полицейскимъ сведеніямъ, основывали на псалтыре и библіи, но, по слухамъ, по рукамъ сіонцевъ ходила еще какая-то книга, подъ заглавіемъ «Потерянный и возвращенный рай», и последователи «нововыдуманной и соблазнительной секты» видели въ ней некій кивотъ завета, какъ думала местная полиція, которой однако не удавалось овладеть этимъ кивотомъ, несмотря на все старанія.
       Въ 1855 году новое ученіе также проявилось въ сел. Семеновке. По крайней мере объ этомъ стало известно официально, хотя несомненно, что въ Семеновку, какъ лежащую на дороге изъ Никитина въ Еленовку и близко Делижана, ученіе это могло проникнуть ранее другихъ местъ Новобаязетскаго уезда. Тамъ, въ марте 1855 года, были задержаны четверо мужчинъ и три женщины, между прочимъ, жители сел. Борисы (Шушинскаго уезда) Фалалей Черкасовъ и Ермилъ Кобзевъ. Въ числе разныхъ вещей, найденныхъ при задержанныхъ, оказалась книга въ 526 писаныхъ славянскими буквами страницъ, подъ заглавіемъ: «Зеркало души». Въ этой книге, между прочимъ, говорилось «о скоромъ разделе Сіона и Іерусалима и избавлении духовныхъ молоканъ отъ владычества неверныхъ». Была тамъ даже особая глава подъ названіемъ «Изображеніе кометы, бывшей въ сентябре 1853 года и толкованіе значенія ея». Четыре задержанные проповедника изобличены были въ пропаганде своего ученія. Они, по обыкновенію, уверяли своихъ слушателей, что не далекъ конецъ света и что нужно, молъ, приготовиться и покаяться. При этомъ проповедники жестоко ломались и прыгали и, какъ разсказывали поучаемые, пели на какомъ-то непонятномъ языке. Проповедывали они, между прочимъ, новый догматъ «согреванія плоти», каковаго догмата будто бы придерживался и царь Давыдъ. Въ силу этого догмата проповедники возили съ собою 3-хъ женщинъ, которыя прислуживали имъ какъ рабыни и именовались «отогревательницами».
       Высшее Кавказское начальство между темъ не придавало новому ученію никакого особеннаго значенія, и захвативши въ свои руки Укола Любавина и несколькихъ более крупныхъ деятелей изъ секты общихъ, ограничивалось въ отношеніи прыгуновъ, сіонцевъ, духовныхъ и всехъ вообще появившихся подъ разными названіями новыхъ сектантовъ, увещаніями и отобраніемъ подписокъ о нераспространеніи новаго ученія и непоследованіи ему. Меры эти не приводили ни къ чему. Увещанія выслушивались потому только, что они исходили исключительно отъ полицейской власти; подписки давались темъ охотнее, что они подписчиковъ ни къ чему не обязывали. Обнаруженная на первыхъ порахъ начальствомъ умеренность въ отношеніи все более и более расходившихся сектантовъ заслуживала, конечно, полнейшаго одобренія, и если бы власть неуклонно придерживалась этого пути и впредь, то можетъ быть теперь ни прыгунства, ни сіонства уже не было бы. Но эта система не была выдержана. Были такіе періоды, когда преследованіе вдругъ почему-то считалось необходимымъ, когда усиливалось рвеніе полиціи, а вместе съ темъ усиливалось сопротивленіе сіонцевъ и всехъ другихъ сектантовъ.
       Самъ Уколъ Любавинъ, судившійся въ то время въ Тифлисе, привлеченъ былъ къ суду не столько за свои религіозныя воззренія, сколько за преступленія, совершенныя на службе.
       Более опасными всегда считались такъ называемые «общіе», но и въ отношеніи къ нимъ власти обнаруживали совершенную терпимость и, кажется, добивались лишь прекращенія всякихъ сношеній кавказскихъ общихъ съ заграничными и жившими во внутренней Россіи.
       Тогда же среди последователей новой секты появилась и ходила по рукамъ рукописная книжка, подъ заглавіемъ «Письма и поученія». Эти письма и поученія проливали некоторый светъ на новое ученіе и указывали, какое, по мненію новыхъ сектантовъ, они должны занять вліятельное положеніе въ будущемъ міре, где они должны сделаться привилегированными законодателями наступающаго 1000-летняго царствованія. Письма начинались «Письмомъ изъ отечества». «Братія, друзья возраста моего, — говорилось въ томъ письме, — пишутъ мне: Братъ и другъ! У насъ между первыми ревнителями слова Божія сделалась разделенія. По виду лучшіе люди, отделившись, называютъ себя членами Сіона, устроили общія именія, неупустимо четыре раза въ день совершаютъ моленіе, учреждена жертвенная сумма, въ какую кладутъ и паки берутъ: за рубль постятся день и паки кладутъ. Выбраны девять человекъ управлять церковью и домашностью. Имеется пламенная любовь въ лобзаніи разныхъ половъ, но более всего опираются на Сіонскую книжку и таковымъ скромнымъ видомъ столь увлекаютъ наши сердца къ себе, потому просимъ тебя: напиши намъ о томъ и прочія...»
       На эти вопросы въ той же книге следовалъ ответъ, подъ заглавіемъ «Письмо на братскій и дружескій вопросъ», въ которомъ, между прочимъ, значится следующее: «Князи сонма Божія, сынове Вышняго, вся церковь Господа нашего Іисуса Христа, братія и сестры и все ревнители слова Божія! Благодать вамъ и миръ да умножится въ познаніи тайны вечнаго блаженства! Возлюбленные друзья и духовные братія, на счетъ общественнаго собранія у васъ несогласно съ писаніемъ и строгое наказаніе тому, кто четыре раза въ день не помолится». Такимъ образомъ, какимъ-то авторитетнымъ лицомъ порядки общихъ вполне не одобрялись и за образецъ ставилось новое ученіе сіонцевъ.
       Въ той же книжке после «Письмо на братскій и дружескiй вопросъ» следуетъ «Ко всемъ братіямъ разсужденія о уставахъ и разсмотреніе о чинахъ общественной церкви». «Возлюбленные братія и сестры! — говорилось въ этой главе, — Вы родъ избранъ изъ тьмы въ чудный светъ. Ныне кто есть въ васъ человекъ дивозритель, знающій притчу и темное слово реченія премудрыхъ гаданій, все таковые вникните въ дела Вышняго и сообразите ихъ съ закономъ Божіимъ, да не уклонитесь ни на десно, ни на лево! Посмотрите сердечными очами! Во дни нашего разделенія Духомъ Божіимъ благо темъ, которые Духомъ Божіимъ водятся и Его наставленіямъ повинуются. Видно изъ числа таковыхъ явились вы подобно сынамъ израилевымъ, просящимъ себе царя со властью и князей въ гневе, ибо сами себе царя и властей поставили, а не Господомъ. Такъ и ныне изъ числа братій нашихъ избрали сами себе судей и прочихъ чиновъ не точію для земныхъ порядковъ, но и души свои предали имъ...» И затемъ, обращаясь къ вопрошавшимъ о правильности новаго ученія, авторъ этого сочиненія энергически возстаетъ противъ назначенія, по воле людской, чиновъ церкви, и утверждаетъ, что никакихъ назначенныхъ чиновъ быть не должно, ибо «единъ наставникъ и учитель Христосъ, вы же есть все братія!»
       Но вместо избранныхъ людьми чиновъ церкви, какъ объясняетъ тотъ авторъ, должны быть чины, избранные Богомъ, «на которыхъ онъ излилъ духъ Моисея», и вотъ эти-то избранные и должны играть главную роль въ общественной церкви, «ибо духъ невидимо наставляетъ прорицателей истины, которые, сидя позади, людямъ неизвестны, но предъ ними все-таки должны молчать почтенные люди, сидящіе впереди». Это указаніе на то, что все должностные чины общественной церкви сидели обыкновенно впереди. «Вы же чинами своими не даете въ достойныхъ возсіять истине, темъ угашаете духъ и пророчество его уничтожаете, а свои надменія поставляете людямъ важными, дабы не остаться вамъ праздными и равными съ братьями...»
       «Послушайте! Послушайте! — взываетъ авторъ, — Вы, смиренные подъ игомъ праздности и тягости, воззрите сердечными очами въ зерцало действія Божія! Такъ, вы начали духомъ — хотите плотію кончить! говорите: мы — Михаила Акинфича! Другіе говорятъ: мы — Семенушкины! Другіе опять — мы Давыдовы, другіе — мы Лукьяна Петровича!» Не плотскіе ли есте: кто Михаила, кто Семенушки или Исая, или Лукьяна! Они только служители! Неужели кто изъ нихъ возвышалъ себя боле и выше писанія! Не надеюсь!»
       После такого назиданія чинамъ общественной церкви и приглашенія смириться, следуетъ «Пророчество», въ которомъ предсказывается, что «скоро и очень скоро пріидетъ отъ Господа жестокъ ратникъ, мечъ острый нелицемерно носяй...» и убедитъ чиновъ общественной церкви въ ихъ заблужденіяхъ и заставить ихъ уступить «переднее место», которое они самовольно заняли, другимъ и уступить конечно прыгунамъ. Тотъ же жестокъ ратникъ покараетъ общественниковъ больше всего за то, что «сами собою поставили судей и чиновъ, а Духа Святого уничижили», и те книги, которыя ведутся общими и въ которыхъ записаны ихъ мнимыя добрыя дела, будутъ выставлены на посрамленіе и обличеніе. «Тогда же явится Духъ и создастъ Сіонъ и произойдетъ такъ, какъ сказано въ книжке о разделеніи Сіона, а это избраніе чиновъ совсемъ останется»...
       Видимо, однако, что авторъ писемъ и поученій оспариваетъ у общихъ только присвоенное ими «переднее место», во всехъ же остальныхъ отношеніяхъ крайне уступчивъ.
       Между темъ сектаторство разросталось, и прыгунское ученіе на Кавказе не было одиночнымъ явленіемъ. Въ 1835 году выслано по суду изъ Саратовской губерніи въ Закавказскій край 23 семейства молоканъ «за новые между ними толки». Ихъ поселили въ Шемахинской губерніи Ленкоранскомъ уезде, въ 37 верстахъ отъ Ленкорана, при почтовой станціи Кизилъ-Агачъ, близъ Каспійскаго моря. Переселенцы, по прибытіи въ Закавказье, кроме «новыхъ толковъ», принесенныхъ изъ внутренней Россіи, стали держаться еще новаго ученія — отрицанія личной собственности. Все имущество, движимое и недвижимое, должно было принадлежать общему «братскому союзу». Жилища также строились этимъ братскимъ союзомъ и принадлежали ему. Помещались въ нихъ партіями въ несколько человекъ, съ подразделеніемъ холостыхъ, семейныхъ, вдовцовъ, вдовъ и т. д. Союзъ выбиралъ старшинъ, гражданскихъ и духовныхъ, которые заведывали хозяйствомъ и имуществомъ братства, и распределяли занятія его членовъ. Свои нравственныя и общественныя правила общие извлекали, какъ разследовало начальство, изъ произвольнаго толкованія Евангелія.
       Общие считали себя, подобно прыгунамъ, сіонцамъ и проч., единственными христианами и избраннымъ отъ Бога народомъ для распространенія истинной веры христовой. Церковь свою они называли христовой . Затемъ, какъ и все подобные имъ сектаторы, «общіе», по смыслу 20 главы Апокалипсиса, ожидали скораго наступленія 1000-летняго царствованія, которое будетъ основано именно около Ленкорана, и сами-то «общіе» будутъ первые, которые наследуютъ это царство. Въ селе Николаевке, составлявшемъ главный центръ «общихъ», учреждена была школа для детей отъ 7 до 12 летъ, где обучались читать и писать и вере «по своимъ правиламъ». Въ отношеніи пищи общіе придерживались Моисеева закона: воспрещалось употребленіе табаку, сахару и рыбьяго клея. Общіе, конечно, имели своего спеціальнаго мученика, въ то же время своего Мессію. Это былъ Михаилъ Акинфьевъ Поповъ, основатель секты, уже сосланный въ Сибирь. По соображеніямъ общихъ, онъ-то и будетъ со временемъ ихъ царемъ и освободить ихъ отъ ига.
       Общіе считались, по отзывамъ местныхъ властей, вреднее молоканъ, собственно потому, что 1) правила онаго ученія сближаются съ ученіемъ о коммунизме; 2) что последователи секты этой находятся подъ деспотическимъ гнетомъ своихъ старшинъ и наставниковъ, и 3) потому что по правиламъ ученія у нихъ гласно поощряется присоединеніе къ нимъ изъ другихъ сектъ.
       По добытымъ на месте сведеніямъ въ 1853 году, всехъ последователей ученія общихъ было въ Закавказскомъ крае 130 мужчинъ, 170 женщинъ. Въ 1854 году было первыхъ 305, вторыхъ — 340, всего — 645. Кроме того, 185 душъ находилось въ другихъ местахъ, именно въ Саратовской губерніи и частью — въ ссылке въ губерніяхъ Енисейской и Томской, и вотъ все, что общие считали своими.
       Въ серьезномъ ожиданіи наступленія 1000-летняго царствованія, «общіе» нашли нужнымъ соединиться въ одномъ месте, чтобы быть готовыми къ этой, съ часу на часъ ожидаемой, радости, и съ этою целью подавали не разъ прошенія о поселеніи всехъ последователей ихъ ученія въ сел. Николаевке. Первое прошеніе было подано въ 1853 году. Просьба уважена не была, но они продолжали свои домогательства. Кроме затрудненій чисто местныхъ, а именно недостатка земли, самые взгляды кавказскаго начальства о возможности сосредоточенія всехъ общихъ въ Николаевке не всегда были одинаковы, и воззренія различныхъ начальниковъ на этотъ вопросъ не сходились между собою. Наместникъ, генералъ Реадъ, полагалъ возможнымъ исполнить просьбу общихъ, князь Воронцовъ и князь Барятинскій были противоположнаго мненія и находили это неудобнымъ уже потому, что, по собраннымъ сведеніямъ, 25 человекъ изъ числа общихъ находились или на поселеніи въ Сибири, или въ арестантскихъ ротахъ, и переселеніе ихъ въ Николаевку явилось бы, по мненію власти, «вреднымъ ученію ихъ послабленіемъ».  Сколько известно, впрочемъ, начальство было не прочь дозволить отчасти это переселеніе, но главнейшее затрудненіе заключалось въ недостатке земли, которой числилось при сел. Николаевке всего 277 десятинъ, а отъ окружающихъ татарскихъ деревень отрезать было нечего. Спрошенный по тому же поводу св. синодъ высказалъ по этому предмету свое мненіе въ смысле неблагопріятномъ для домогательства сектантовъ. Синодъ находилъ соединеніе всехъ общихъ въ Николаевке вреднымъ уже потому, что такое поселеніе могло бы вызвать въ «общихъ» ту мысль, что секта ихъ правительствомъ признана и утверждена. Св. синодъ полагалъ еще, что сосредоточеніе всехъ «общихъ» въ одномъ пункте дастъ имъ только больше средствъ къ усиленію сектаторской деятельности, привлеченію въ секту другихъ лицъ и сокрытію совершаемыхъ преступленій. Синодъ находилъ даже вреднымъ допускать дальнейшее существованіе въ с. Николаевке школы,  устроенной сектаторами, и предлагалъ школу эту, какъ средство распространения ереси, уничтожить, а въ заменъ ея учредить особое полицейское управленіе для надзора за сектантами и для доставленія православному священнику возможности безопасно исполнять миссію обращенія заблудшихся въ недра православной церкви.
       После долгихъ разсужденій решено было: 1) домогательства «общихъ» о совместномъ жительстве всехъ последователей этого ученія въ Николаевке оставить безъ удовлетворенія и на будущее время прошеній объ этомъ не принимать; 2) школу оставить, но съ назначеніемъ учителя по одобренію епархіальнаго начальства; 3) полицейскаго управленія не учреждать, въ видахъ дороговизны его содержанія; 4) подтвердить строжайшее воспрещеніе о распространеніи этой секты и подвести ее подъ одинъ разрядъ съ жидовствующими, и 5) преследованіе «общихъ» судебнымъ порядкомъ прекратить.
       Къ тому же времени разрешена была участь сіонскаго бога и пророка, т. е. Любавина. Решеніемъ 16 мая 1855 года Уколъ Любавинъ приговоренъ на 8 летъ въ арестантскія роты инженернаго ведомства и прогнанію сквозь строй черезъ 500 человекъ два раза. Замечательно, однако, что въ приговоре не упоминалось ни слова о сектаторскихъ подвигахъ Любавина. Его судили просто какъ беглаго солдата, и совершенно игнорировали величаніе его себя пророкомъ и богомъ. Это служило еще разъ доказательствомъ правильности взгляда местныхъ властей на сектаторскія заблужденія. После прогнанія сквозь строй, решено было Укола Любавина отправить въ Ставрополь въ арестантскую роту № 51.
       Настоящая фамилія Укола была Осипъ Петровъ Юдинъ. Воспитывался онъ въ Оренбургскомъ баталіоне военныхъ кантонистовъ, откуда, вместе съ другими, поступилъ въ 1840 г. въ шемахинскую Палату уголовнаго и гражданскаго суда писцомъ. Въ 1842 году, «за совращеніе изъ православія въ молоканство», былъ сужденъ и сосланъ въ Сибирскій линейный баталіонъ № 62, куда прибыль въ 1845 году. Тамъ прослужилъ рядовымъ до 1848 г. Въ августе этого года былъ отпущенъ въ гор. Красноярскъ на одинъ месяцъ для заработковъ, съ темъ, чтобы по истеченіи месячнаго срока внесъ въ артель 50 руб. ассиг. Не выработавъ этихъ денегъ и боясь быть наказаннымъ, Юдинъ написалъ себе фальшивый билетъ отъ Красноярской экспедиціи о ссыльныхъ и въ сентябре бежалъ. Съ фальшивыми билетами, изготовляемыми имъ самимъ, бродяжничалъ онъ по разнымъ губерніямъ, и въ октябре 1849 года явился въ Шемаху къ своему знакомому баталіонному писцу Осипу Герасимову, где временно проживалъ. Затемъ онъ опять ходилъ по заработкамъ и въ 1850 году, по совету Герасимова, отправился въ сел. Андреевку, куда явился и былъ принять подъ именемъ местнаго жителя Укола Любофеева. Водворившись въ Андреевке, онъ прожилъ тамъ до іюля 1850 года. После того онъ еще разъ сходилъ на заработки и, возвратившись, былъ боленъ до 1852 года. Выздоровевъ, отправился на заработки въ Эриванскую губернію. Тамъ, въ молоканскихъ селеніяхъ, съ нимъ начало происходить особое трясеніе тела, и въ такомъ состояніи онъ проповедывалъ покаяніе, почему тамошніе молокане, сначала въ насмешку, а потомъ въ самомъ деле, стали признавать его пророкомъ, а некоторые Іисусомъ Христомъ. Въ 1853 году Любавинъ, хоть и былъ арестованъ за распространеніе новаго ученія, но сужденъ какъ солдатъ «за побегъ, сокрытіе воинскаго званія, ложное наименованіе себя крестьяниномъ, составленіе фальшивыхъ видовъ и изворотливыя показанія».
       Какъ замечено выше, сіонское ученіе распространялось чрезвычайно медленно и въ три года своего существованія пріобрело въ Эриванской губерніи всего лишь несколько семействъ последователей въ Александропольскомъ и Новобаязетскомъ уездахъ. Встревожившись появленіемъ «новаго безумія», начальство, на первыхъ порахъ, ограничивалось отобраніемъ отъ сіонцевъ подписокъ о непринадлежности ихъ къ новому, хотя еще доподлинно неизвестному, безумію . Требовалось только всего, чтобы сіонцы на вопросъ, принадлежитъ ли онъ къ сіонцамъ, отвечалъ: «нетъ, не принадлежу, а держусь молоканскаго ученія», и показанію сіонца давалась полная вера. Между темъ, было замечено, что разъ перешедшіе въ сіонство вообще не скоро возвращались (за исключеніемъ 2-3 случаевъ) въ молоканство, и такимъ образомъ сіонство, хоть и медленно, но распространялось. Время отъ времени начальство наведывалось о томъ, что поделываютъ сіонцы, и местные полицейскіе начальники отбирали отъ нихъ подписки, а затемъ, признавая за собою какъ бы обязанность блюсти за исполненіемъ подписокъ, доносили, вопреки действительности, что сіонцы будто бы «заблужденія» свои мало-по-малу оставляютъ и вновь примыкаютъ къ молоканству. О сел. Никитине и Воскресенке, где сіонство началось и укрепилось особенно сильно, Бамбакскій участковый начальникъ даже доносилъ, что «по учиненному имъ самовернейшему и секретному разведыванію, оказалось, что молокане сел. Никитинки и Воскресеновки въ настоящее время не продолжаютъ следовать вновь образовавшейся вредной молоканской секте (сіонству)».
       Въ 1856 году сіонцы первый разъ офиціально названы «прыгунами»; сами же они себя такъ и прежде не называли, и ныне никогда не называютъ. Въ этомъ именно году обнаружилось сильное движеніе между прыгунами, которые, уже не довольствуясь названіемъ сіонцевъ, стали величать себя «сектою духовъ», и съ этого времени распространеніе прыгунства пошло довольно заметно. По собраннымъ тогда сведеніямъ оказалось, что въ одномъ Новобаязетскомъ уезде насчитывалось уже до 60 семействъ, следовавшихъ новому ученію, и главными прыгунскими деятелями въ этомъ уезде являлись следующія лица: въ сел.  Еленовке — Савелій и Ивлій Минниковы, Пантелей Бирюковъ и Панфилъ Корякинъ; въ Константиновке — Андрей Юдинъ, Никифоръ Сливинъ, Иванъ Егоровъ Волковъ и семейство сосланныхъ уже за прыгунство въ Дербентъ и обратно возвращенныхъ Федора Волкова, Ивана Агальцева и др.; въ сел. Семеновке — Никифоръ Трегубовъ; въ Александровке — Евсей Дмитріевъ и братъ его Игнатъ, и только въ сел. Нижнихъ Ахтахъ не было пока ни одного прыгуна. Все поименованныя личности фигурировали по большей части въ роли царей своихъ импровизированныхъ духовныхъ царствъ.
       Начальство, узнавъ объ усиленіи движенія въ прыгунскомъ міре, хотело было прибегнуть къ прежней мере — подпискамъ о непринадлежности къ прыгунству, но сіонцы действовали въ то время уже подъ вліяніемъ начавшаго свое поприще Максима Рудометкина и, при первомъ требованіи властей, не только отказали въ выдаче подписокъ, но энергически при семъ заявили, что «готовы перенесть тягчайшія наказанія и самую смерть, но подписокъ не дадутъ». Тогда, по указанію высшихъ властей, прибегнуто было къ мерамъ строгости и 13 человекъ подвергнуто аресту.